Репродуктор был, видимо, где-то поблизости, да и деревянные щиты играли роль звукоуловителей. <...> — Если неблагополучно в армии, — это значит, что расшатаны самые глубокие основы данного государственного строя, •— взволнованно заявила Дерковская. <...> В самый разгар дневной жары, когда мы все, изнемогая от духоты и грязи, в одних трусах и лифчиках валялись на нарах, открылась дверь камеры и раздался добродушный басок дежурного по прозвищу Красавчик. <...> Дерковская стала грозить голодовкой, но Красавчик, не искушенный в истории революционного движения, еще добродушнее хмыкнул: — В тесноте, да не в обиде. <...> Запер за ней дверь камеры наружным замком. <...> Время от времени она любила выступить со статьей то № 66 ГРАН И 47 в газете, то в журнале «Работница». <...> Потрясенную, почти потерявшую чувство реальности женщину, стоявшую в дверях камеры, надо было приласкать и успокоить, насколько это возможно. <...> Дико закричав, она отпрыгнула от двери, чуть не свернула парашу. <...> — Вот моральный уровень членов вашей партии! — патетически воскликнула Дерковская. <...> Возвращаясь с вечерней оправки, мы услыхали стоны, доносящиеся из нашей камеры. <...> Белая кофточка, смя 48 ГРАН И № 66 тая и изодранная, была залита кровью и походила теперь на раненую чайку. <...> Она вытаскивает из-под соломенной подушки футляр от очков Лидии Георгиевны, блестящий и глянцевитый. <...> Нинка — контральто: «Когда же конец-то?», а новая дама — сопрано: Ж':неч № 66 ГРАН И 49 ка, милочка, стрелять нас будут?» <...> — Послушайте, гражданка, — негодующе вмешивается вдруг Дерковская, — чего же вы лезли в политическую жизнь, если вами так владеет страх за вашу драгоценную жизнь? <...> Иркутском казанцы интересовались особенно живо потому, что бывший секретарь обкома Разумов был с 1933 года секретарем Восточно-Сибирского крайкома партии и увез с собой целый «хвост» казанцев. <...> Дело мое передается на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда. <...> — Итак, — благодушно заявил он наконец, — дело ваше будет слушаться <...>