МУРАВЬЕВ А Колдун из Загорска В "Князе Серебряном" есть великолепный старикмельник, колдун, к которому судьба заносит молодую боярыню Морозову, и он прячет ее от разбойных опричников, поит мёдом и называет "ягодкой". <...> Трясясь в автобусе по проселочной дороге, я думала про себя: "Тоже ведь какие были дикие времена: и жгли, и резали, и на колья сажали, а до чего красиво, как цветное окно, осветилось у "старинного" Алексея Толстого - эта ночь, мельница, белобородый колдун, боярыня. <...> И не просто помню, еще и совпадения умудряюсь находить того дремучего, книжного, волшебного, с теперешним, с грустной действительностью, в которой откуда бы взяться такой красоте? <...> Но что-то все же берется и зажигается, с цветными стеклами, "окно в темном срубе русской жизни, в совином ее уханье, волчьем вое. <...> Пронзительный закатный свет лежал на морщинистой земле, на желто-малиновых, погружаемых в ночь стволах, на ненасытном соловьином пении, на лугах, на колодезном надсадном скрипе. <...> И словно бы тот же свет пронизывал память, которая, подчиняясь переживаемому, благодарно извлекала из темных складок своих куски раннего детства (соловей! лес!), и не только детства, но и всей, обращенной в одно воспоминание жизни, которая была когда-то здесь, в России, где калитки и колодцы, старухи в темных платочках, белоголовые, босые дети на ржавых велосипедах. <...> У калитки стояли двое: огромного роста старик, в какой-то черной папахе на голове, в раскрытой на мощной груди бурой рубашке и другой - маленький, щупленький, пьяненький, с лицом без всяких определенных примет, одно хмельное покачивание да сиплый мат вполголоса. <...> На лавке, рядом с ведром, прикрытым зеленой дощечкой, тихо сидела длинноносая, с восковыми щеками старушка в темном ситцевом платье и кротко смотрела на нас выпуклыми, неподвижными глазами. <...> Скрюченные на животе руки напоминали куриные лапки. <...> Мы осторожно нагнули головы, чтобы не стукнуться о притолоку, и прошли во вторую, крошечную комнату <...>