Аверченко Аркадий Тимофеевич
Шестая держава
Спермин
Это была самая скучная, тоскливая сессия Думы.
Вначале еще попадались некоторые неугомонные читатели газет, которые после долгого сладкого
зевка оборачивались к соседу по месту в трамвае и спрашивали:
-- Ну, как Дума?
А потом и эти закоренелые политики как-то вывелись...
Голодным, оборванным газетчикам приходилось долго и упорно бежать за прохожим, заскакивая
вперед, растопыривая руки и с мольбой в голосе крича:
-- Интересная газета!! Бурное заседание Государственной Думы!
-- Врешь ты все, брат, -- брезгливо говорил прохожий. -- Ну, какое там еще бурное?..
-- Купите, ваше сиятельство!
-- Знаем мы эти штуки!..
Отодвинув рукой ослабевшего от голода, истомленного нуждой газетчика, прохожий шагал
дальше, а газетчик в слепой, предсмертной тоске метался по улице, подкатывался под извозчиков и
хрипло, стеная, кричал:
-- Интересная газета! На Малой Охте чухонка любовника топором зарубила!! Купите, сделай
милость!
И жалко их было, и досадно.
Неожиданно среди общего сна и скуки, как удар грома, грянул небывалый скандал в Думе.
Скандал был дикий, нелепый, ни на чем не основанный, -- но все ожило, зашевелилось,
заговорило, как будто вспрыснутое живительным летним дождиком.
Негодованию газет не было предела.
"После долгой спячки и пережевывания никому не нужной вермишели -- Дума наконец
проснулась довольно своеобразно и самобытно: правый депутат Карнаухий закатил такой скандал,
подобного которому еще не бывало... Встреченный во время произнесения своей возмутительной речи с
трибуны общим шиканьем и протестами, -- Карнаухий выругался непечатными словами, снял с ноги
сапог и запустил им в председательствующего... Когда к нему бросились депутаты, он выругал всех
хамами и дохлыми верблюдами, и потом, схватив стул, разбил голову депутату Рыбешкину. Когда же
наконец прекратятся эти возмутительные бесчинства черносотенной своры?! Исключение наглого
хулигана всего на пять заседаний должно подлить лишь масла в огонь, так как ободрит других и
подвинет на подобные же бесчинства! Самая лучшая мера воздействия на подобных господ -- суд и
лишение депутатского звания!"
Газетчики уже не бегали, стеная, за прохожими. Голодное выражение сверкавших глаз сменилось
сытым, благодушным...
Издателю большой ежедневной газеты Хваткину доложили, что к нему явился депутат
Карнаухий и требует личного с ним свидания.
-- Какой Карнаухий? Что ему надо? -- поморщился издатель. -- Ну, черт с ним, проси.
Рассыльный ушел. Дверь скрипнула, и в кабинет, озираясь, тихо вошел депутат Карнаухий.
Он подошел к столу, придвинув себе стул, сел лицом к лицу с издателем и, прищурившись, молча
стал смотреть в издателево лицо.
Издатель подпер голову руками, облокотился на стол и тоже долго, любуясь, смотрел в красное,
широкое лицо своего гостя.
-- Ха-ха-ха! -- раскатился издатель неожиданным хохотом...
-- Хо-хо-хо! -- затрясся всем своим грузным телом Карнаухий.
-- Хи-хи-хи!
-- Го-го-го!
-- Гы!
-- Да и ловкач же ты, Карнаухий!
Сквозь душивший его хохот Карнаухий скромно заявил:
-- Чего ж ловкач... Как условлено, так и сделано. Доне муа того кельк-шозу, который в той
железной щикатулке лежит!
Стр.1