Михаил Петрович Арцыбашев
Братья Аримафейские
---------------------------------------------------------------------------Собрание
сочинений в трех томах. Т. 3. М., Терра, 1994.
OCR Бычков М.Н.
---------------------------------------------------------------------------I
Когда
ярко развернулась желтая полоса заката и черным стал крест, на
котором повисло уже безжизненное тело, когда шумными и непонятными толпами,
тревожно чернея в быстрых сумерках, поспешно стал расходиться народ, когда
возле креста, как шакалы у трупа, появились чьи-то робкие тени, - тогда
только Иосиф покинул свое место и, накрыв голову плащом в знак ужаса и горя,
медленно удалился.
В грязных и тесных предместьях города уже зажигались огни, и здесь
казалось темнее, чем на голых вершинах. В крикливой игре света и тени, в
узких кривых переулках, полных чада и остывающей пыли, на плоских кровлях
домов, в садах и дворах озабоченно сновали люди. Они расплывались в сумраке,
ярко вырисовывались перед освещенными дверями,
сходились в кучки,
расходились как бы в ссоре, стремительно жестикулировали, кричали, смеялись
и ругались. Можно было подумать, что ничего не было, что ни на один миг не
прерывалась вечная крикливая суета, купли, продажи, обжорства, поцелуев и
драк.
С отчаянием в помертвелой душе, накрыв голову и стараясь не смотреть по
сторонам, Иосиф шел по плоским камням, вытертым миллионами шагов. Слезы и
гнев душили его; он не мог понять, как глупый, жестокий и слепой народ в
страхе и раскаянии не пал на землю, вопия в смятении:
- Господи, прости нам... не ведали, что творили!
Позорною смертью казнен величайший из пророков и лучший из людей, а они
варят ужин, целуются со своими женами, бранятся за недоданную монету, за
лишнюю меру навоза для удобрения своих виноградников...
Погас мелькнувший свет, во мраке осталась заблудившаяся мысль
человеческая, еще темнее и зловещее стало на пути, по которому волей
грозного Бога из века в век должны брести толпы людей со своими женами,
детьми, скотами и жалким скарбом, со своими язвами и распрями. Мир опустел,
безрадостным и бессмысленным снова лежит он, как труп, брошенный в пыль у
края дороги. А они кричат и суетятся в своих дымных переулках, мелькают в
чаду, смеются, ругаются, плачут и целуются.
Отвращением сжималось сердце Иосифа, и, еще ниже опустив голову,
надвинув на глаза угол плаща, чтобы не видеть этого вздорного, глупого и
ничтожного люда, он спускался из улицы в улицу, пересекая площади и рынки, и
мимо мелькали дома, темные громады храма, ряды кипарисов, белых от пыли, и
стройные колоннады римских дворцов.
Шел, точно бежал, а за ним, вытягиваясь и кривляясь на камнях мостовой,
торопливо поспешала его длинная тощая тень. Тоненький серп месяца,
трогательного и непонятного в своей вечной загадочной печали, блестел на
синем мраморе холодного ночного неба.
На одной из площадей, в туманном свете месяца, мимо Иосифа с топотом,
криками и проклятиями пробежала черная толпа и быстро рассеялась в темных
переулках. Не успел еще приостановившийся в тени Иосиф понять, в чем дело,
как за углом послышались тяжкие мерные шаги, и, блестя при месяце тусклыми
бликами мечей и щитов, как гром сотрясая землю, быстро прошел отряд римских
легионеров, преследуя тени и разгоняя толпу.
Все это мелькнуло и исчезло, как лунное видение, в мертвенно-тусклом
свете месяца, но Иосиф понял, что это разгоняют толпы немногочисленных
сторонников Иисуса, о которых днем со страхом, теперь смешным, говорили, что
они сделают попытку отбить осужденного.
Этой попытки не было. Не удалась и попытка собраться перед дворцом
Пилата, чтобы выразить ему свое негодование. Неподготовленные, бессильные и
трусливые, они бежали под напором железных солдат, прятались в переулках и
огородах, шепотом утешая друг друга, что их синяки и ссадины не пропадут
даром.
Иосиф был слишком благоразумен, чтобы не понимать бесполезности этих
жалких потуг. Он знал, что сила не на их стороне, что стальная лавина сметет
их с лица земли и что в лучшем случае они просто погибнут. И потому еще
утром Иосиф говорил многим, приходившим к нему:
Стр.1