-
Стр.3
УДК
ББК
821.161.1+82.4+82.6
84(2Рос=Рус)6
Х 152
Х 152
Хазанов Б.
Подвиг Искариота. Рассказы. Статьи. Письма. – СПб.:
Алетейя, 2011. – 447 с. – (Серия «Русское зарубежье.
Коллекция поэзии и прозы»).
ISBN 978-5-91419-562-2
Седьмой том Собрания сочинений Бориса Хазанова включает рас сказы
разных лет (раздел «Абстрактный роман»), статьи и эссе о писателях
и литературе (разд. «Дневник сочинителя»), статьи на разные темы (раздел
«Левиафан»), а также фрагменты обширной переписки писателя. Книгу
завершает статья Б.М. Сарнова «Мучительное право».
УДК 821.161.1+82.4+82.6
ББК 84(2Рос=Рус)6
ISBN 978-5-91419-562-2
9 7 8 5 9 1 4 1 9 5 6 2 2
© Б. Хазанов, 2011
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2011
Стр.4
Сера и огонь
Я помню щебет птиц, пятна света на полу; оттого, что был конец
апреля и лес стоял в зелёном дыму, оттого, что я всё ещё был молод, оттого,
что мои невзгоды, как мне казалось, были позади, этот утренний
день остался в памяти как далёкое видение счастья. Через два часа мне
пришлось увидеть то, что и глазам врача предстаёт не каждый день.
Заскрипела лестница от быстрых шагов, — в это время я сидел за
завтраком, — молоденькая сестра, запыхавшаяся, пышногрудая, вся в
белом, стояла, не решаясь переступить порог. Звонили из Полотняного
Завода. Значение некоторых географических имён остаётся загадкой,
как если бы они принадлежали языку вымершего народа. Название села
сохранилось с баснословных времён, и никто уже не мог сказать, чтó
оно, собственно, означало. Здесь никто ничего не производил. Ещё были
живы люди, помнившие коллективизацию, раскулачивание, «зелёных
братьев» — отчаявшихся мужиков, которые ушли с бабами и детьми
в лес, подпалив свои избы. Ещё жили те, кто видел, как обоз с трупами
этих мужиков тянулся по мощёному тракту в город. Дальше этих
воспоминаний история не простиралась. Так как происшествие, о котором
я собираюсь рассказать, в свою очередь отодвинулось в прошлое, то
теперь, я думаю, и от них ничего не осталось. Нынешней молодёжи
приходится объяснять, что такое колхоз; недалеко время, когда нужно
будет справляться в словарях, что значит слово «деревня».
Звонил председатель из Полотняного Завода, мы стали приятелями
с тех пор, как я вылечил его от одной не слишком серьёзной болезни.
Он, однако, считал, что был опасно болен, перед выпиской из больницы
отозвал меня в сторонку и спросил, сколько я возьму за лечение.
Я сказал: а вот ты лучше подключи меня к сети. На другой день явились
рабочие, вырыли ямы, поставили столбы, протянули линию. С тех пор в
моей больничке сияло электричество до утра, а село после одиннадцати
сидело с керосиновыми лампами.
Мы с ним виделись иногда, я оказывал ему мелкие услуги, он, случалось,
выручал меня; через него я вошёл в привилегированный круг
местного микроскопического начальства. Тот, кто владеет знанием непоправимости,
кто понял, что ничего в этой стране не изменишь, хоть
ты тут разбейся в лепёшку, — тому, ей-Богу, легче жить. И, что самое
7
Стр.7
замечательное, жизнь оказывается вполне сносной. Но я полагаю,
что нет надобности подробно описывать мои обстоятельства, в конце
концов не я герой этого происшествия. Я приехал на работу не совсем
зелёным юнцом, как обычно приезжают выпускники медицинских
институтов. Разместился в просторном доме чеховских времён,
под железной кровлей, с высокими окнами и крашеными полами.
Одна моя пациентка, молодуха из дальней деревни, вызвалась топить
печи и убирать комнаты в моих хоромах. Довольно скоро я сошёлся
с ней, ни для кого это не было секретом, напротив, люди
одобряли, что я живу с одной вместо того, чтобы таскаться по бабам;
бывший муж приезжал ко мне то за тем, то за этим, а чаще за выпивкой;
так оно и шло. И довольно обо мне.
Не было необходимости тащиться за двадцать вёрст, но председатель
был другого мнения. У меня был старый санитарный фургон военного
образца, председатель колхоза разъезжал в джипе. Председатель
поджидал меня на крыльце правления. Наши места — теперь я уже мог
называть их нашими — принадлежат к коренной России, лесистой,
мшистой, болотистой, десять столетий ничего здесь не изменили. Первые
километры ехали по узкому тракту, затем свернули, началась обычная,
непоправимая, где топкая, где ухабистая дорога с непросыхающими
лужами, с разливами грязи на открытых местах, с тенистыми, усыпанными
хвоёй, в полосах света, просёлками посреди сказочных лесов.
И когда, наконец, расступился строй серо-золотистых сосен и в кустарнике,
в камышах заблестело спокойное, бело-зеркальное озеро, увидели
на другом берегу синюю милицейскую машину из райцентра. Кучка
людей стояла перед сараем.
Это было то, что когда-то называлось заимкой; невдалеке за лесом
пряталась деревня, а здесь, над отлогим лугом, стояла убогая, в
три окна, хижина. Поодаль сарай, за полуобвалившимся плетнём остатки
огорода и отхожее место. Подняв морду, время от времени завывала
и скулила осиротевшая собака. Следователь из района уже
успел поговорить с дочерью, ждали председателя. Один за другим
вступили в сарай — следователь, судмедэксперт, председатель колхоза;
вошёл и я.
Пёс умолк. Пёс сидел на задних лапах, моргал тоскливыми жёлтыми
глазами и, очевидно, спрашивал себя, как могло всё это случиться.
Свет бил сквозь два окошка в двускатной крыше. В тёмном углу, так что
не сразу можно было разглядеть, сидел, раскинув длинные ноги, на
земляном полу, человек, у которого от головы осталась нижняя часть
лица. Вокруг по стенам был разбрызган и висел ошмётками полузасохший
белый мозг. Постояв некоторое время, мы вышли. И, собственно,
на этом можно закончить предварительную часть моего рассказа; вопрос
в том, надо ли продолжать.
8
Стр.8
Как я и предполагал, мне тут делать было нечего. Случай подлежал
оформлению на районном уровне. Какие-то подвернувшиеся мужики
вынесли труп, вынесли дробовик, всё было завёрнуто в брезент, погружено
в машину, следователь сунул в карман паспорт самоубийцы, и все
уехали — председательский джип следом за начальством. Я остался стоять
перед своим фургоном. Стало совсем тихо. И был, как уже сказано,
великолепный сияющий день. Желтоглазый лохматый пёс, понурив голову,
поплёлся к хижине.
Следом за ним двинулись и мы — я имею в виду дочь хозяина. Она
подошла ко мне, когда всё кончилось, и спросила: помню ли я, как она
приезжала в больницу с ребёнком? Мне показалось, что я узнал её. Там
был огромный, с кулак, карбункул в области затылка, пришлось сделать
большой крестообразный разрез и оставить мальчика в стационаре. «А
где сейчас ваш сын?» Она ответила: в городе.
Хибарка оказалась благоустроенной и даже более просторной, чем
выглядела снаружи, из сеней мы вошли в довольно опрятную горницу,
и не сразу можно было догадаться, что здесь обитал нездешний человек.
Над лавкой, между двумя низкими окошками, по русскому обычаю,
в общей раме фотографии: пожилая чета, младенец с вытаращенными
глазами, парень в гимнастёрке и совсем уже антикварный, жёлтый картонный
портрет лихого унтера царских времён, в косо надвинутой фуражке,
с чубчиком. Нашёл в сарае, сказала дочка, и это тоже, — и показала
на стоявшую в углу прялку с колесом. Кроме стола и печки, в комнате
находилась широкая железная кровать, аккуратно застеленная белым
пикейным покрывалом, и поставец, служивший хозяину книжным
шкафом. Она собрала на стол, внесла самовар. Присев на корточки, растворила
нижние дверцы буфета — там стоял строй бутылок.
Теперь я мог её рассмотреть: дочь хозяина была женщина лет
тридцати, невысокая, то, что называется пикнический тип: с короткими
крепкими ногами, широкобёдрая, круглолицая, я бы сказал,
довольно миловидная. Очень спокойные серые глаза, губы пухлые,
бледные, никакой косметики, ни серёжек, ни бус. Прямые и тонкие,
тускло-блестящие волосы цвета калёного ореха сколоты на затылке.
Одета незаметно: светлое сатиновое платье, синяя вязаная кофта не
сходится на груди.
В деревне привыкаешь к молчанию, но здесь было так тихо, что,
кажется, можно было услышать шелесты камыша на озере; до меня донёсся
её голос, она говорила вполголоса с кем-то в сенях, и как-то сразу
в комнату проник свет пожара. За окном яркозелёный луг отсвечивал
металлом, и озеро, и опушка леса пылали зловещим оранжевым огнём,
солнце било из-под полога густых серолиловых туч. Хозяйка, оставив
собаку в сенях, вошла в горницу. Вдруг стало совсем темно, засвистел и
пронёсся ураганный ветер, со страшной силой треснул гром, как будто
9
Стр.9