Роман РЕДЛИХ Предатель Роман ЧАСТЬ ВТОРАЯ и Кресту Твоему поклоняемся. <...> Протокольно оклеветанные мною, заядлые враги советской власти, гнусное эмигрантское отребье, фашистские молодчики, наймиты германского империализма, страшные в глазах Лубянки «нацмальчики», друзья, единомышленники и члены антисоветской организации НТС — Национально-Трудового Союза Нового Поколения. <...> Глаза у ней сделаются, как угли, и все всё ей рассказывают. <...> » Бабушкиного последнего мужа все забывают, и дома он как-то в сторонке, Авксентий Афанасьевич, корнет драгунского полка и первопоходник. <...> Авксентий Афанасьевич не какой-нибудь такси-шофер; в Праге он выучился редкому уменью: столяр-краснодеревщик. <...> Не хозяйка, а душа дома — Анна Евгеньевна, Анечка-младшая, не в маму-бабушку, а в тетю Анюстаршую, бабушкину сестру, давно покойницу. <...> А теперь дети, три сестрицы, три внучки: Мурочка, Шурочка и Танюрочка. <...> Сестрицы они, правда, 7 ГРАНИ не родные, степень родства их даже названия не имеет: общая у них только нянька, а дальше всё перепутано (Мурочка, например, дочь мужа старшей Аниной сестры, тети Лиды [сама Лида застряла в России, и о ней ни слуху ни духу]. <...> Шурочка — племянница Зои Сергеевны, и только Танюрочка — родная дочь младшей Ани). <...> В детстве Танюра любя так сжимала в объятьях бездомных котят и щенят, что вечно ходила искусанная и исцарапанная; в отрочестве с визгом бросалась одна против целого класса, защищая обиженную новенькую; а начав читать Достоевского, зачитывалась до того, что не слышала, как ее зовут, и надо было вырывать книгу; а потом влюблялась, да так опасно, что не только Анна Евгеньевна и сестры, но даже — ух, ревнючая! — нянька и та была рада, когда женихом оказался ершистый, вихрастый и лобастый, но зато преданнейший из верных Коля Семенов, поэт и руководитель союзной молодежи — но и это всё вышло не как у бабушки, а иначе: бабушка делала всё красиво и понимала эффект, а Татьяна — от всей души и не думая о последствиях <...>