Над строками одного произведения Татьяна ГЕВОРКЯН СЛУЧАЙ «ЭВРИДИКИ», ИЛИ СИВИЛЛА — ОРФЕЮ На самом деле стихотворение Цветаевой, о котором пойдет речь, называется «Эвридика — Орфею:», именно так, с двоеточием, предваряющим собственно монолог ге роини. <...> Для тех, отженивших последние клочья Покрова (ни уст, ни ланит!.), О, не превышение ли полномочий Орфей, нисходящий в Аид? <...> Уплочено же — всеми розами крови За этот просторный покрой Бессмертья. <...> До самых летейских верховий Любивший — мне нужен покой 116 Беспамятности. <...> Итак, в первых числах августа 1922 года, только лишь переехав из Берлина в Чехию, Цветаева написала две части в конечном итоге трехчастного цикла «Сивилла». <...> Сивилла для нее — женский эквивалент Ор фея, то есть себя — поэта. <...> В октябре Цветаевой исполнялось тридцать лет, и она воспринимала эту дату как рубеж моло дости и любовности. <...> Не случайно чуть позже (ноябрь) в одном из писем Цветаева назовет стихи первых в Чехии месяцев «сивиллиными сло вами», написанными «с того берега: с неба!» <...> С того берега, заметим, откуда не смог вернуть Орфей свою Эвридику. <...> То есть голос Сивиллы — «кровной покойницы», как было сказано в ранней редакции второго февральского стихотворения,— ожил в отклике на песнь Орфея. <...> Между тем само стихотворение «Эвридика» (позволю себе и далее называть его так во избежание нежелатель ных повторов) было написано в последней декаде марта. <...> И вот посре ди этого цикла, будучи очевидным в нем исключением, помещалась «Эвридика» со своим монологом. <...> , считающая, что Цветаева «помещает в центр рассказа Эвридику — себя»3 , и назвав шая в этой связи целую главу своей книги «Эвридика». <...> Потому что авторским alter ego в случае Брюсова и Рильке (как и лю бого другого поэтамужчины) оказывается, естественно, Орфей, а в ее случае вольно, помимо или даже противо вольно — Эвридика. <...> » Рильке выбирает повествовательную форму, его Ор фей не произносит ни единого слова. <...> Как бы ни льстила самолюбию <...>