Знавшие его, были удивлены и, кажется, оскорблены тем, что Перегрин не попрощался с ними. <...> Маленькие радости и печали жизни, кажущиеся нам необъятно великими, помогают легко переносить утрату некогда близких людей. он сорвет в своем полете другой, третий, они увлекут за собой десятки, потом сотни, — и уже целая лавина камней с нарастающей скоростью обрушивается в пропасть, и дрожат от страшного гула окутанные облаками пыли горы, и долго перекатами бродит по горам эхо. <...> Страшны обвалы в горах, но когда гул и грохот сотрясают каменные твердыни, — поздно жалеть о первом сброшенном камне. <...> Если столкнуть с горной высоты кймень, зывают в жизни десятки, сотни других мыслей и воспоминаний, действительность причудливо переплетается в этом обвале мыслей и воспоминаний с призраками, и эхо порой кажется грознее разбудившего его звука. <...> Беспрестанно ворочаясь и изнывая от духоты и бессоницы, Перегрин Поздней ночью Перегрин лежал с открыность видеть всю свою жизнь. <...> Он становится судьей своего прошлого, и безжалостно судит все — свои ошибки, мечты и увлечения юности, идеалы и стремления, и принятые на веру поучения многодумных и мноЛопытных учителей жизни, и все то, чему сам научился и во что поверил как в спасение. <...> Перегрин видел себя молчаливым мальчиком-дичком, переживавшим утопление выводка слепых щенят в темном заросшем пруду, как первое и настоящее личное горе, потом — подростком и юношей, подсмотревшим жестокую правду жизни, но в опьянении силы и молодости готовым обнять весь мир, еще незрелым, наивным, но чистым и чутким. <...> Вероятно, тогда, когда жизнь начала наносить свои первые чувствительные удары, замутив чистое озеро души сомнениями, и поколебала веру в людей, в целительные качества их жизненных рецептов. <...> Пока другие устраивали свое утлое счастье, он верил, горел, отдавал свою душу и сердце, и однажды, после страшной катастрофы, вдруг увидел — пустоту вокруг, одиночество, потерю единственных близиих <...>