АЛЕКСАНДР АМФИТЕАТРОВ
ЗОЭ
Издание: Александр Амфитеатров; "Бабы и дамы"; Сборник прозы.
Изд-во: "ТЕРРА"-"TERRA", Москва, 1997.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко (belousenko@yahoo.com), 8 марта 2004.
Оригинал: Библиотека Александра Белоусенко.
Зачем ты снова явилась мне в эту ночь -- тяжкую и долгую, как дорога в ад, когда, спотыкаясь
под ношей воспоминания, бредет по ней обреченная мукам душа? Чем дальше ведет ее грозный путь, тем
мельче становятся образы оставшейся позади жизни, тем глуше и тише ее незабвенные отзвуки. А
дьяволы вечного отчаяния, ждущие добычу, все растут и растут впереди -- и вырастают, как столетние
дубы, и язвительный хохот их переходит в раскаты грома.
Да! Я был близок к мысли, что гром -- хохот дьявола в эту ночь, когда тучи черной медвежьей
шкурой лежали над Римом, ливень хлестал Палатин и Капитолий, а Тибр вздувался в оковах набережной,
пытаясь, как узник, вырваться на свободу и затопить Трастевере мутной волной.
Щели в ставнях вспыхивали голубыми огнями непрерывно струившихся молний. Я жмурил
глаза. Я кутался в одеяло. Я прятал голову под подушки. Ничто не помогало: кто чувствует грозу, тому
не надо видеть молнии, не надо слышать грома, чтобы страдать от нее.
Гроза затихла, но не прошла. Она висела в воздухе, как отдыхающая орлица. Ее дыхание
отразило ночь -- ночь, чернее Мамертинского подземелья и столько же полную призраков. О, тоска
тьмы, напитанной электричеством! Ты хуже кошмара: ты смелее его. Кошмар, как вор, подкрадывается к
сонному. Ты же -- огромное привидение в траурной мантии -- дерзко садишься на грудь человека в
твердой памяти, со свободной волей и, положив на его горло тяжелые лапы, любуешься, когда он,
задыхаясь, бьется в своей постели, точно рыба на песке.
В такую-то минуту -- о, Зоэ! -- ты пролетела предо мною... во сне или наяву?
Яркий луч нес тебя сквозь мрак, ничего не озаряя в нем, кроме тебя. Ты сверкнула, подобно
осеннему метеору, и полоса света, как на небе после метеора, долго лежала перед моими глазами твоим
следом, медленно выцветая.
Ах! и сейчас я вижу тебя в этом луче: белую и прозрачную, точно фарфор, окутанную в голубой
шелк венком серебряных колосьев на золотистом пепле волос, рассыпанных по полудетским плечам.
Вижу тебя такой, как очаровала ты впервые мое воображение. Ты -- женщина севера, со стальными
глазами! Ты -- дитя вечного горя и минутных торжеств!
Беломраморный зал сиял огнями. Ты пела. Тысячи глаз впивались в тебя. На красном сукне
эстрады ты казалась светлым ангелом, слетевшим из рая в адский огонь, чтобы освежить каплей влаги
запекшиеся уста грешника. Я не помню звуков, петых тобой. Что в них? Ты сама была живой симфонией
молодой и богатой жизни, ты, как пташка, свободно и счастливо летела на крыльях торжественной
гармонии, слагавшейся десятками инструментов, послушных жезлу седого капельмейстера.
И когда я снова увидел тебя такой, долго потом сидел впотьмах на своей одинокой кровати,
полный воспоминаний и волнений. Зачем ты явилась мне сейчас? Зачем являешься вообще? Кто был я
тебе, кто была ты мне, что теперь твое загробное дыхание веет в мою жизнь, и никогда струны моей
души не звучат звонче и грустнее, чем если коснется их твоя мертвая рука?
Мы редко видались, когда ты была жива. Мы не были друзьями. Больше: мы не любили друг
друга. Правда: я любовался тобой, но вчуже, как любуются картиной, проникнутой духом могучей
художественной силы.
Она дышала в тебе навстречу каждому и тянула к себе людей, как магнит железо. Казалось,
богатство твоей души тяготило тебя самое. Демон, служащий чародею, если нет ему работы, начинает
мучить самого чародея. Талант -- тот же демон. Тебя волновала смутная жажда деятельности -- могучей
и великолепной. А я думал:
-- Эта девушка -- не знаю, чем будет, но способна быть всем, чем захочет. Но, на свое горе, она
Стр.1