Письма Н.Н. Никандрова Е.Л. Янтареву
Предисловие, публикация, примечания М.В. Михайловой
Николай Никандрович Никандров (наст. фамилия Шевцов, 1878-1964) – писатель,
начавший печататься в начале ХХ века, довольно интенсивно публиковавшийся в 20-е годы.
Своеобразие его творческой манеры сразу бросилось в глаза: многочисленные детали,
тщательно выписанные подробности быта, вязкий сюжет. Но это не натуралистическое
бытописательство, а «новая вещественность», где все подчинено главной задаче: выработке
особой выразительности, созданию экспрессивной атмосферы, в которой остановившееся время
готовится взорваться и разрушить сонное бытие. С ним А.И. Куприн связывал надежды на
обновление русской литературы. Его первые шаги поддержал М.Горький. Казалось бы, имелись
все основание развивать найденные приемы, тем более, что они предвосхитили течение веризма
в европейском искусстве. Однако его творческий путь неожиданно завершился в середине 30-х
годов, потому что, как он сам позднее признавался в одном из писем: “Меня губит, если же
сказать, погубила, <...> сатира ...”a. Действительно, по определению одного из критиков,
«тоскующий весельчак» Никандров не мог вписаться в бодрую настроенность советской
литературы и, по сути, выпал из нее на долгое время. Вернуться он смог уже только в конце 50х
годов, да и то только дореволюционными произведениями.
Публикуемые ниже письма относятся к периоду, когда Никандров только вступал в
литературу. Обращенные к поэту Е. Янтареву (наст. фамилия Бернштейн, 1880-1942), которого
считал старшим товарищем, поскольку тот печатался уже с 1901 г., они ярко раскрывают
мироощущение Никандрова тех дней, смену настроений, чередование веры в свои способности
с унынием и безнадежностью. Кроме того, они дают представление еще об одной стороне
жизни Никандрова – революционной. Дело в том, что Никандров – профессиональный
революционер, примыкавший к партии эсеров, неоднократно арестовываемый, преследуемый,
вынужденный скрываться под чужой фамилией. Благословленный на террористическую
деятельность «бабушкой русской революции» Е.Брешко-Брешковской, он состоял членом
боевых эсеровских дружин, помог совершить один из побегов Б.Савинкову. Самое громкое его
дело - подготовка убийства главного командира Черноморского флота адмирала Г.Чухнина,
который был приговорен севастопольской организации социал-революционеров к смерти за
отказ помиловать лейтенанта П.Шмита и других “очаковцев”. Никандров разработал план всей
a РГАЛИ. Ф.1452. Оп 1. Ед.хр. 154. Письмо Вьюркову 18 декабря 1950.
Стр.1
2
операции, инструктировал матроса Акимова, который и привел приговор в исполнение, а потом
помог тому скрыться. Такая жизнь, в свою очередь, увлекала и не позволяла отдаться
полностью литературному труду. К тому же революционное окружение Никандрова с
осуждением смотрело на занятия литературой, считая это делом несерьезным, поэтому он
вынужден был скрывать свое увлечение.
А о том, насколько оно было сильно, так же говорят публикуемые письма, интересные
еще и тем, что помогают понять, как формировалась манера Никандрова, как он энергично
выбирал, что же ему ближе – импрессионистический стиль символистского журнала «Перевал»
или реалистическая тенденция «Современного мира». Письма показывают к тому же, как
хорошо разбирался Никандров в современной ему литературе, сколь широк был круг его
чтения. Это особенно важно, что позже Никандров усиленно поддерживал миф о своей
некультурности и необразованности. Он любил повторять, что самыми тягостными минутами в
общении с Куприным были для него те, когда известный писатель «с упоением» начинал
«наизусть» цитировать Гамсуна, Чехова, Толстого, постоянно спрашивая при этом: «А помните
еще такие-то прелестные кусочки из такого-то автора?»b. Как мы видим из писем Янтареву он
читал Гамсуна, восхищался Чеховым. А знание творчества Л.Н.Толстого было таким, что
великий писатель на написанное ему в январе 1898 г. письмо неизвестного студента Шевцова
ответил приглашением к себе и долгим разговором с ним!
Письма Н.Н.Никандрова хранятся в РГАЛИ. Ф.1714. Оп. 1. Ед. хр. 15 и печатаются по
современной орфографии и пунктуации.
I
[1904. 6 сентября. Севастополь] Л. 7-8.
Ваше письмо, дорогой Ефим Львович, письмо давно ожидаемое, я наконец получил.
Вполне разделяю Вашу радость. Особенно приятно то, что Вы чувствуете себя лучше, а
«чахотки и в помине нет». Если бы я это писал фельетон, я бы добавил: «В здоровом теле,
здоровый дух»c1. Ваши литературные успехи тоже должны на Вас повлиять благотворно и
вдохновить на дальнейшие подвиги. Это Вы чувствуете. Это укрепит Вашу веру в свои силы.
Давай Вам Бог. Еле-еле сдерживаю себя, чтобы не сказать еще что-то по поводу писания
вообще, а стихов в частности… Это «что-то» Вам известно, и я еще с ним буду приставать к
Вам.
b РГАЛИ. Ф. 1161. Оп. 1. Ед.хр. 146. Л. З, 3 (об.). Письмо С.Н.Сергееву-Ценскому от 24 июня 1957 г.
c Или если бы я был Темтовичем.
Стр.2
3
Вы знаете, как меня интересует общественная жизнь и литература, поэтому убедительно
прошу Вас сообщать мне все интересное и новое в этой области. А что написать, у Вас всегда
найдется, ибо Вы имеете возможность получать ценный материал от соприкосновения с
«большими писателями» и пр. Пишите поразборчивее. Так о Никитиче2 никаких сведений не
имеете?
Весьма и весьма любопытно, что скажет Вам редакция «Правды»3 о моей комедии…
Смотрите, добейтесь-таки от них таки категорического ответа, и в случае отказа любопытна
мотивировка. А то идет уже 3-ий месяц! (послана 1-го июля). Благодарю, что зашли в
редакцию, и жду ответа. Несмотря на крайне неблагоприятные условия (поездки, безденежье,
болезни, набеги полиции и пр.) я написал тут один рассказ около печатного листа. А Андрусон4,
по-видимому, хочет взять меня измором… не печатает, сукин сын! Да, напишите, кто
редактирует беллетристику в «Правде» и кто публицистику? Как прочен этот журнал?
Напишите о Горьком, Андрееве и пр. Были ли Вы на могиле Чехова?5 Вероятно. А если нет –
непростительно это… Но, конечно, были. Мне, где бы я ни был, всегда пишите на Севастополь.
Как и раньше я говорил, так и теперь повторяю, что до октября место моей зимовки не
определится. Где Вы будете зимовать? Не забудьте присылать мне все, что будет печатано из
Ваших вещей. Предо мной июньская «Русс[кая] мысль» и в ней отзывы о книге Чулкова6 и об
Альманахе «Грифа»7. О «Грифе» пишут: «25 авторов и одна авторша8 (Альманаха)
умилительно похожи друг на друга»… О Чулкове: «… Чулков безнадежен: видно, что ему
никогда не избавиться от желания писать «как такой-то (как Бальмонт, как Андреев), никогда
не избавиться от полного уничтожения своей личности в пользу того, что в спросе…» То есть о
нем говорят, что он тоже похож на «25 и одну»9. Разумеется, там много его ругают, но это
сказано, по-моему, дельно. Индивидуальность свою пишущий должен отстаивать, это и есть
талант.
Жду вести. Ваш друг.
Пишите.
Приписка на первой странице: Пишите!
Приписка на второй и третьей странице: Что-ниб[удь] имеете из Нижнего?10 Что?
Читаю Гомо Сапиенс11.
II
[1904. 16 сентября. Севастополь] Л. 4-5.
Я хорошо понимаю Вас, дорогой Ефим Львович, Ваше настроение, ибо сам бывал в
подобном состоянии не однажды. Таковы уж условия нашего российского, общероссийского
Стр.3