Михаил Петрович Старицкий
Копилка
Оригинал здесь: Книжная полка Лукьяна Поворотова.
Стояли последние дни декабря, не снежные, не морозные, не сверкающие,
а мокро-холодные, с бурым месивом снега, с грязью и пронзительным ветром, -
дни, какими вообще богаты зимы южных губерний. Несмотря на позднее утро,
в мрачной конуре подвального этажа было темно; свет едва пробивался через узкие
у самого потолка щели и ложился мутными пятнами на заплесневевшие от сырости
стены и на оклеенную афишами дверь, выхватывая из свернувшегося в углах сумрака
нищенскую обстановку жилья. У стены, за
железной печуркой с протянутой под
потолком жестяной трубой, стояла покосившаяся деревянная кровать; на ней под
байковым одеялом, прикрытым еще мужским пальто и жупаном, виднелись очертания
человеческой фигуры. Под окном торчал колченогий стол; на нем, на белой стороне
афиши, валялись остатки немудрого ужина - корки черного хлеба, кости тарани,
две целых луковицы и три-четыре обрезка... В углу из открытого сундука
выглядывал край плахты и передника, а рукав вышитой малорусской сорочки висел
на полу. На стульях лежала женская одежда, детское платьице, венок с каскадом
лент и какие-то лохмотья - не то белья, не то тряпок в красках... На табурете
стояла миска с водой и кувшин, а на полу из-за черной керосинки выглядывал
старыми бликами жестяной самовар. Вообще в этой грязной, промозглой дыре царил
полный беспорядок неприкрытой нужды, незалатанной голи...
Только над кроватью, на прибитой полочке, сверкал под лучами лампады
серебряной ризой образ богоматери с веткой флердоранжа да там же стояла еще
хорошенькая металлическая копилочка.
Когда лампадка вспыхивала, то освещала розовым светом подушку и на ней
бледное хорошенькое личико, обвитое волнами рассыпавшихся темных волос; молодая
женщина прижимала что-то к груди и по временам, в полусне, прикрывала его
тщательно одеялом... Но вот это нечто закашляло и слабым, пискливым голоском
прошептало: "Мама!"
Спавшая женщина вздрогнула, нагнулась к крошке и, осыпая ее личико
поцелуями, спросила тревожно:
- Что тебе, моя лялечка? Болит что?
- Питки! - откликнулась деточка.
Мать протянула руку, достала со стула чашку с переваренной водой и напоила
дочурку.
- А не болит ли что, ляля? Ты ведь опять кашляла?
- Не! - замотала та курчавой головкой и прильнула своим худеньким тельцем к
матери; последняя укрыла ее тщательней, прижала к своей груди, согрела
дыханием... и дитя снова уснуло. Но мать уже не могла сомкнуть глаз... Тревога
в ее сердце проснулась, наполнила ноющей тоской ее грудь, всполохнула рой
темных, назойливых дум.
"Господи, когда же это терзание кончится? - подымался у нее в сердце
безмолвный ропот. - И прежде с осени плохо платили, а как заехали в эту глушь,
так и совсем перестали. Правда, сборы отвратительные, но чем же мы виноваты?
Ой, леле! - вздохнула она тяжело. - Что же будет, если муж не принесет ничего?
Уж дожили до последнего; сегодня еще святой вечер", - и на ее уставшую душу
дохнуло теплом забытое, давнее... словно сон, сотканный из света и радости:
кутья и узвар на сене в углу... лампады... торжественное настроение и дорогие
лица, а здесь? Она окинула взглядом свою мрачную берлогу... Думала ли она
дожить до такой нищеты! Какие были мечты, какой радугой улыбнулось ей утро
жизни, и как скоро эта улыбка сменилась зловещей тоской.
Давно ли?
И воображение перенесло ее в уездный, закутанный в раины садов городок... Она,
только что окончившая гимназию, сирота, у дальней родственницы обучает
детишек... Скука, тяжелый труд, одиночество и серый окружающий холод... Но вот
заехала случайно малорусская труппа и разбудила сон захолустья... Родные
образы, родные звуки захватили властно и ее молодое сердце, да к тому же
нашелся в труппе, хотя и среди хористов, такой же, как и она, сирота...
с чуткой душой, полный энтузиазма, любви к сцене, к искусству, к духовному
возрождению родины, - и она, не знавшая света, откликнулась на эти порывы...
Служившая в этой труппе чахоточная актриса Дунина подружилась с ней,
пригласила к себе, а там она и Павло Зорин часто встречались. Какие это были
чудные минуты! Он мечтал выбиться и послужить родному искусству... Он видел и в
ней талант...
- Ах! - вырвался у молодой женщины вздох; она вспомнила ужас, охвативший ее
Стр.1