Владимир Галактионович Короленко
В облачный день
Очерк
------------------------------------------------------------------------------Книга:
В.Г.Короленко. "Избранные произведения"
Издательство "Лениздат", Ленинград, 1978
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 мая 2002 года
------------------------------------------------------------------------------I
Был
знойный летний день 1892 года. В высокой синева тянулись причудливые клочья рыхлого
белого тумана. В зените они неизменно замедляли ход и тихо таяли, как бы умирая от знойной истомы в
раскаленном воздухе. Между тем кругом над чертой горизонта толпились, громоздясь друг на друга,
кудрявые облака, а кое-где пали как будто синие полосы отдаленных дождей. Но они стояли недолго,
сквозили, исчезали, чтобы пасть где-нибудь в другом месте и так же быстро исчезнуть...
Казалось, у облачного неба не хватило решимости и силы, чтобы пролиться на землю... Тучи
набирались, надумывались, тихо развертывались и охватывали кольцом равнину, на которой зной царил
все-таки во всей томительной силе; а солнце, начавшее склоняться к горизонту, пронизывало косыми
лучами всю эту причудливую мглистую панораму, усиливая в ней смену света и теней, придавая какуюто
фантастическую жизнь молчаливому движению в горячем небе... Во всем чувствовалось ожидание,
напряжение, какие-то приготовления, какая-то тяжелая борьба. Туманная рать темнела и сгущалась
внизу, выделяя легкие белые облачка, которые быстро неслись к середине неба и неизменно сгорали в
зените, а земля все ждала дождя и влаги, ждала томительно и напрасно...
По тракту лениво прозвонил колокольчик и смолк. Потом неожиданно заболтался сильнее, и с
холма меж рядами старых берез покатился в клубке белой пыли тарантас с порыжелым кожаным верхом,
запряженный тройкой почтовых лошадей. Вокруг тарантаса моталась плотная пыль, лошадей густо
облепили слепни и овода, увязавшиеся за ними от самой станции. От станции же путников сопровождал
печальный и сухой шелест усыхающих нив. Роясь тихо качалась, шуршала и будто жаловалась
впросонках на этот зной и на эти раздражающие туманные грезы, залегающие на горизонте
обманчивыми признаками дождей...
Было скучно. В густой листве придорожных берез шевелились порой какие-то вздохи, а из села,
колокольня которого осталась позади, за холмом, слышался редкий, надтреснутый звон.
- Осокинцы молебствуют, - сказал, ни к кому не обращаясь, ямщик. - Беда ведь: жар да сухмень...
Гнев господень... Икону подняли, - что-то господь даст. Эх, вот прежде поп у них был, Василий. Насчет
чего прочего не больно дохваливали, а что касающе дождя, - ну, дошлый был! Как, бывало, пройдет по
межам, даром что пьяненький, шатается, - отколь и возьмется, братец мой, туча... И отколь тебе ни
возьмется туча...
Никто не ответил, и ямщик смолк. На меже действительно мелькали ризы сельского причта,
почерневшая парча двух хоругвей болталась в ясном воздухе, и пение незатейливого клира носилось
какими-то обрывками. Раскатится густая диаконская октава и рассыплется горошком где-то совсем
близко, смешавшись с шелестом ржи, между тем как высокая фистула дьячка беспокойно летает над
березами и будто мечется, и кого-то ищет, и зовет кого-то напрасно. Потом все стихнет, и весь пейзаж
опять безысходно томится и будто еще усиленнее чувствует тяжесть бытия. А неподвижный воздух
опять густо насыщен ожиданием и смутными, раздражающими грезами...
Вместе с пылью и слепнями это ощущение безнадежной тоски нависло, очевидно, и над
тарантасом, тихо катившимся по тракту. Коренник лениво месил ногами, пристяжки роняли морды чуть
не в самую пыль дороги, тарантас расслабленно дребезжал плохо пригнанными частями, ямщик видимо
Стр.1