Владимир Галактионович Короленко. Соколинец
Из рассказов о бродягах
--------------------------------------------------------------------Книга:
В.Г.Короленко. "Сибирские рассказы и очерки"
Издательство "Художественная литература", Москва, 1980
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 мая 2002 года
--------------------------------------------------------------------I
Мой
сожитель уехал. Мне приходилось ночевать одному в нашей юрте.
Не работалось; я не зажигал огня и, полулежа на своей постели,
незаметно отдавался тяжелым впечатлениям молчания и мрака, пока короткий
северный день угасал среди холодного тумана. Последние слабые лучи понемногу
уходили сквозь льдины окон из небольшой юрты; густая тьма выползала из
углов,
заволакивала наклонные стены, которые, казалось, все плотнее
сдвигаются над головой. Несколько времени маячили еще в глазах очертания
стоявшего в середине юрты громадного камелька. Казалось, неуклюжий пенат
якутского жилья простирает навстречу тьме широко раздвинутые руки, точно в
молчаливой борьбе... Но вот и эти смутные очертания исчезли... Тьма!..
Только в трех местах тихо мерцали расплывчатые фосфорические пятна; это
снаружи сквозь оконные льдины тускло заглядывал в юрту мертвящий якутский
мороз.
Минуты, часы безмолвною чередой пробегали над моею головой, и я не
спохватился, как незаметно подкрался тот роковой час, когда тоска так
властно овладевает сердцем, когда "чужая сторона" враждебно веет на него
всем своим мраком и холодом, когда перед встревоженным воображением грозно
встают неизмеримою, неодолимою далью все эти горы, леса, бесконечные степи,
которые залегли между тобой и всем дорогим, далеким, потерянным, что так
неотступно манит к себе и что в этот час как будто совсем исчезает из виду,
рея в сумрачной дали слабым угасающим огоньком умирающей надежды... А
подавленное, но все же неотвязное горе, спрятанное далеко-далеко в глубине
сердца, смело подымет теперь зловещую голову и среди мертвого затишья во
мраке так явственно шепчет ужасные роковые слова: "Навсегда... в этом гробу,
навсегда!.."
Легкий, ласковый визг, донесшийся до меня с плоской крыши сквозь трубу
камелька, вывел меня из тяжелого оцепенения. Это умный друг, верный пес
Цербер, продрогший на своем сторожевом посту, спрашивал, что со мною и
почему в такой страшный мороз я не зажигаю огня.
Я отряхнулся, почувствовал, что
изнемогаю в борьбе с молчанием и
мраком, и решился прибегнуть к спасительному средству, которое было тут же
под руками. Средство это - бог юрты, могучий огонь.
У якутов по зимам никогда не прекращается топка, и потому у них нет
приспособлений для закрывания трубы.
Мы кое-как приладили эти
приспособления, наша труба закрывалась снаружи, и каждый раз для этого
приходилось взбираться на плоскую крышу юрты.
Я взошел на нее по ступенькам, протоптанным в снегу, которым юрта была
Наше жилье стояло на краю слободы,
закидана доверху.
в некотором
отдалении... Обыкновенно с нашей крыши можно было видеть всю небольшую
равнину, и замыкавшие ее горы, и огни слободских юрт, в которых жили давно
обьякутившиеся потомки русских поселенцев и частью ссыльные татары. Но
теперь все это потонуло в сером, холодном, непроницаемом для глаз тумане.
Туман стоял неподвижно, выжатый из воздуха сорокаградусным морозом, и все
тяжелее налегал на примолкшую землю; всюду взгляд упирался в бесформенную,
безжизненную серую массу, и только вверху, прямо над головой, где-то
далеко-далеко висела одинокая звезда, пронизывавшая холодную пелену острым
лучом.
А вокруг все замерло. Горный берег реки, бедные юрты селения, небольшая
церковь, снежная гладь лугов, темная
полоса тайги - все погрузилось в
безбрежное туманное море. Крыша юрты, с ее грубо сколоченною из глины
трубой, на которой я стоял с прижимавшеюся к моим ногам собакой, казалась
Стр.1