В. О. Ключевской
Недоросль Фонвизина
(Опыт исторического объяснения учебной пьесы)
В. О. Ключевской. Сочинения в восьми томах.
Том VIII. Исследования, рецензии, речи (1890-1905)
М., Издательство социально-экономической литературы, 1959
OCR Бычков М. Н.
Добрый дядя Стародум в усадьбе Простаковых, застав свою благонравную племянницу Софью за
чтением Фенелонова трактата о воспитании девиц, сказал ей:
-- Хорошо. Я не знаю твоей книжки; однако читай ее, читай! Кто написал Телемака, тот пером
своим нравов развращать не станет.
Можно ли применить такое суждение к самому Недорослю? Современному воспитателю или
воспитательнице трудно уследить за той струей впечатлений, какую вбирают в себя их воспитанники и
воспитанницы, читая эту пьесу. Могут ли они с доверчивостью дяди Стародума сказать этим
впечатлительным читателям, увидев у них в руках Недоросля: "хорошо, читайте его, читайте; автор,
который устами дяди Стародума высказывает такие прекрасные житейские правила, пером своим нравов
развращать не может". Имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. Ум, коль он только что
ум, самая безделица; прямую цену уму дает благонравие. Главная цель всех знаний человеческих -благонравие.
Эти сентенции повторяются уже более ста лет со времени первого представления Недоросля
и хотя имеют вид нравоучений, заимствованных из детской прописи, однако до сих пор не наскучили, не
стали приторными наперекор меткому наблюдению того же Стародума, что "всечасное употребление
некоторых прекрасных слов так нас с ними знакомит, что, выговаривая их, человек ничего уже не мыслит,
ничего не чувствует". Но, кроме прекрасных мыслей и чувств Стародума, Правдина, Срфьи, поучающих
прямо своим простым, всем открытым смыслом, в комедии есть еще живые лица с своими страстями,
интригами и пороками, которые ставят их в сложные, запутанные положения. Нравственный смысл этих
драматических лиц и положений не декламируется громко на сцене, даже не нашептывается из
суфлерской будки, а остается за кулисами скрытым режиссером, направляющим ход драмы, слова и
поступки действующих лиц. Можно ли ручаться, что глаз восприимчивого молодого наблюдателя
доберется до этого смысла разыгрываемых перед ним житейских отношений и это усилие произведет на
него надлежащее воспитательное действие, доставит здоровую пищу его эстетическому ощущению и
нравственному чувству? Не следует, ли стать подле такого читателя или зрителя Недоросля с осторожным
комментарием, стать внятным, но не навязчивым суфлером?
Недоросль включается в состав учебной хрестоматии русской литературы и не снят еще с
театрального репертуара. Его обыкновенно дают в зимнее каникулярное время и, когда он появляется на
афише, взрослые говорят: это -- спектакль для гимназистов и гимназисток. Но и сами взрослые охотно
следуют за своими подростками под благовидным прикрытием обязанности проводников и не скучают
спектаклем, даже весело вторят шумному смеху своих несовершеннолетних соседей и соседок.
Можно без риска сказать, что Недоросль доселе не утратил значительной доли своей былой
художественной власти ни над читателем, ни над зрителем, несмотря ни на свою наивную драматическую
постройку, на каждом шагу обнаруживающую нитки, которыми сшита пьеса, ни на устарелый язык, ни на
обветшавшие сценические условности екатерининского театра, несмотря даже на разлитую в пьесе
душистую мораль оптимистов прошлого века. Эти недостатки покрываются особым вкусом, какой
приобрела комедия от времени и которого не чувствовали в ней современники Фонвизина. Эти последние
узнавали в ее действующих лицах своих добрых или недобрых знакомых; сцена заставляла их смеяться,
негодовать или огорчаться, представляя им в художественном обобщении то, что в конкретной грубости
жизни они встречали вокруг себя и даже в себе самих, что входило в их обстановку и строй их жизни,
даже в их собственное внутреннее существо, и чистосердечные зрители, вероятно, с горестью повторяли
про себя добродушное и умное восклицание Простакова-отца: "хороши мы!" Мы живем в другой
обстановке и в другом житейском складе; те же пороки в нас обнаруживаются иначе. Теперь вокруг себя
мы не видим ни Простаковых, ни Скотининых, по крайней мере с их тогдашними обличиями и
замашками; мы вправе не узнавать себя в этих неприятные фигурах. Комедия убеждает нас воочию, что
такие чудовища могли существовать и некогда существовали действительно, открывает нам их в
подлинном первобытном их виде, и это открытие заставляет нас еще более ценить художественную пьесу,
Стр.1