Б.Г. Бобылев
Орел ГТУ
Революционный канцелярит в прозе Андрея Платонова
В статье "О блатном языке учащихся и славянском языке революции <...> с. 169] При этом подчеркивалось, что особенности этого своеобразного "сла
вянского языка революции" определяются утратой "реальных коммуникаци
онных функций". <...> В качестве причины распространения "революционной славяшцизны"
Поливанов рассматривает "характерное для русских пренебрежение к фор
ме" и "полное отсутствие каких-либо других навыков и шаблонов" у многих
людей, которые видят в "славянском языке революции" "единственный ком
пас, с которым можно, дескать, бросаться плыть по зыбучему словесное мо
рю". <...> Однако здесь, на наш
взгляд, необходимо принять во внимание еще одно обстоятельство, позво
ляющее установить дополнительную параллель между церковнославянским
языком и "революционным канцеляритом" 20-х годов. <...> Следует заметить, что
для значительной части неграмотного и полуграмотного населения России
20-х годов язык приказов и прокламаций играл роль сакрального языка, ос
вященного авторитетом власти и истины, то есть в данном случае "славян
ский язык революции" приобретает ту же функцию, которую выполнял цер
ковнославянский язык в течение многих столетий на Руси. <...> В сложной и противоречивой природе революционного канцелярита,
метко обозначенного К.Д. Поливановым "славянским языком революции",
таились огромные экспрессивные возможности. <...> Платоно
вым в его великих произведениях конца 20-х годов: "Чевенгур" и повести
"Котлован". <...> Для героев "Чевенгура" характерно отношение к революцион
ному канцеляриту как к языку непонятному, но исполненного высшего, та
инственного смысла:
"Больше всего Пиюся пугался канцелярий и написанных бумаг -при виде
их он сразу, бывало, смолкал и, мрачно ослабевая всем телом, чувствовал
могущество черной магии мысли и письменности". <...> понимают значение громких революционных фраз
буквально, в результате возникает комический эффект, обнажается <...>
Революционный_канцелярит_в_прозе_Андрея_Платонова_.pdf
9
Б.Г. Бобылев
Орел ГТУ
Революционный канцелярит в прозе Андрея Платонова
В статье "О блатном языке учащихся и славянском языке революции"
Е.Д. Поливанов, выступая против злоупотребления канцеляризма и шаблонами
прокламационного стиля в публичной речи 20-х годов, указывал, что
по своему застывшему характеру эти трафаретные выражения "вполне сравнимы
с церковнославянским речениями в церковном языковом обиходе" [1,
с. 169] При этом подчеркивалось, что особенности этого своеобразного "славянского
языка революции" определяются утратой "реальных коммуникационных
функций".
В качестве причины распространения "революционной славяшцизны"
Поливанов рассматривает "характерное для русских пренебрежение к форме"
и "полное отсутствие каких-либо других навыков и шаблонов" у многих
людей, которые видят в "славянском языке революции" "единственный компас,
с которым можно, дескать, бросаться плыть по зыбучему словесное морю".[1,
с.172] Эти замечания справедливы и точны. Однако здесь, на наш
взгляд, необходимо принять во внимание еще одно обстоятельство, позволяющее
установить дополнительную параллель между церковнославянским
языком и "революционным канцеляритом" 20-х годов. Следует заметить, что
для значительной части неграмотного и полуграмотного населения России
20-х годов язык приказов и прокламаций играл роль сакрального языка, освященного
авторитетом власти и истины, то есть в данном случае "славянский
язык революции" приобретает ту же функцию, которую выполнял церковнославянский
язык в течение многих столетий на Руси. Непонятность же
языка, его чуждость обычным коммуникативным потребностям воспринимается
при этом ие как недостаток, но как признак силы и скрытого высшего
смысла.
В сложной и противоречивой природе революционного канцелярита,
метко обозначенного К.Д. Поливановым "славянским языком революции",
таились огромные экспрессивные возможности. Эти возможности были
осознаны и реализованы с максимальной художественной силой А. Платоновым
в его великих произведениях конца 20-х годов: "Чевенгур" и повести
"Котлован". Для героев "Чевенгура" характерно отношение к революционному
канцеляриту как к языку непонятному, но исполненного высшего, таинственного
смысла:
"Больше всего Пиюся пугался канцелярий и написанных бумаг -при виде
их он сразу, бывало, смолкал и, мрачно ослабевая всем телом, чувствовал
могущество черной магии мысли и письменности".
Герои А. Платонова понимают значение громких революционных фраз
буквально, в результате возникает комический эффект, обнажается безжизненность
и искусственность прокламационных штампов:
"Чепурный что-то задумчиво почувствовал и сообщил:
Стр.1