Федор Михайлович Достоевский. Бобок
--------------------------------------------------------------Версия
1.0 от 23 июня 1999 г. Сверка произведена по "Полному собранию
сочинений в тридцати томах" (Издательство "Наука", Ленинградское отделение,
Ленинград, 1980, т.ХХI, стр.41-54).
OCR: Сергей Кузнецов
--------------------------------------------------------------На
этот раз помещаю "Записки одного лица". Это не я; это совсем другое
лицо. Я думаю, более не надо никакого предисловия.
ЗАПИСКИ ОДНОГО ЛИЦА
Семен Ардальонович третьего дня мне как раз:
-- Да будешь ли ты, Иван Иваныч, когда-нибудь трезв, скажи на милость?
Странное требование. Я не обижаюсь, я человек робкий; но, однако же,
вот меня и сумасшедшим сделали. Списал с меня живописец портрет из
случайности: "Все-таки ты, говорит, литератор". Я дался, он и выставил.
Читаю: "Ступайте смотреть на это болезненное, близкое к помешательству
лицо".
Оно пусть, но ведь как же, однако, так прямо в печати? В печати надо
все благородное; идеалов надо, а тут...
Скажи по крайней мере косвенно, на то тебе слог. Нет, он косвенно уже
не хочет. Ныне юмор и хороший слог исчезают и ругательства заместо остроты
принимаются. Я не обижаюсь: не бог
знает какой литератор, чтобы с ума
сойти. Написал повесть -- не напечатали. Написал фельетон -- отказали. Этих
фельетонов я много по разным редакциям носил, везде отказывали: "Соли,
говорят, у вас нет".
-- Какой же тебе соли, -- спрашиваю с насмешкою. -- аттической?
Даже и не понимает. Перевожу больше книгопродавцам с французского. Пишу
и объявления купцам: "Редкость! Красненький, дескать, чай, с собственных
плантаций..." За панегирик его превосходительству покойному Петру Матвеевичу
большой куш хватил. "Искусство нравиться дамам" по заказу книгопродавца
составил. Вот этаких книжек я штук шесть в моей жизни пустил. Вольтеровы
бонмо хочу собрать, да боюсь, не пресно ли нашим покажется. Какой теперь
Вольтер; нынче дубина, а не Вольтер! Последние зубы друг другу повыбили! Ну
вот и вся моя литературная деятельность. Разве что безмездно письма по
редакциям рассылаю, за моего полною подписью. Все увещания и советы даю,
критикую и путь указую. В одну редакцию на прошлой неделе сороковое письмо
за два года послал; четыре рубля на одни почтовые марки истратил. Характер у
меня скверен, вот что.
Думаю, что живописец списал меня не литературы ради, а ради двух моих
симметрических бородавок на лбу: феномен, дескать. Идеи-то нет, так они
теперь на феноменах выезжают. Ну и как же у него на портрете удались мои
бородавки, -- живые! Это они реализмом зовут.
А насчет помешательства, так у нас прошлого года многих в сумасшедшие
записали. И каким слогом: "При таком, дескать, самобытном таланте... и вот
что под самый конец оказалось... впрочем, давно уже надо было предвидеть..."
Это еще довольно хитро; так что с точки чистого искусства даже и похвалить
можно. Ну а те вдруг еще умней воротились. То-то, свести-то с ума у нас
сведут, а умней-то еще никого не сделали.
Всех умней, по-моему, тот, кто хоть раз в месяц самого себя дураком
назовет, -- способность ныне неслыханная! Прежде, по крайности, дурак хоть
раз в год знал про себя, что он дурак, ну а теперь ни-ни. И до того замешали
дела, что дурака от умного не отличишь. Это они нарочно сделали.
Припоминается мне испанская острота, когда французы, два с половиною
века назад, выстроили у себя первый сумасшедший дом: "Они заперли всех своих
дураков в особенный дом, чтобы уверить, что сами они люди умные". Оно и
впрямь, тем, что другого запрешь в сумасшедший, своего ума не докажешь. "К.
с ума сошел, значит, теперь мы умные". Нет, еще не значит.
Впрочем, черт... и что я с своим умом развозился: брюзжу, брюзжу. Даже
служанке надоел. Вчера заходил приятель: "У тебя, говорит, слог меняется,
рубленый. Рубишь, рубишь -- и вводное предложение, потом к вводному еще
вводное, потом в скобках еще что-нибудь вставишь, а потом опять зарубишь,
зарубишь..."
Приятель прав. Со мной что-то странное происходит. И характер меняется,
Стр.1