РАЗНОЕ О юбилее чуда Александр Привалов Р овно двести лет назад в римском театре Арджентина впервые прозвучала опера «Севильский цирюльник». <...> Мне кажется дивом не то, что целых два века этот шедевр не переставая поют по всей земле, а то, что так ещё, оказывается, недавно его на свете не было. <...> Это трудно вообразить: хочешь напеть Figaro su, Figaro giщ («Фигаро вверх, Фигаро вниз») или, там, Zitti, zitti, piano, piano («Незаметно, потихоньку») — и не можешь, ибо пока не сочинено. <...> Ущербный какой-то получается мир, без необходимой доли веселья. <...> Так вот, всего два века и три недели назад «Севильский» не был не то что написан, но даже и задуман — за двадцать дней до премьеры будущей оперы Россини всё ещё не преуспел в выборе сюжета. <...> Пьесу Бомарше он схватил, видимо, в надежде, что из такого бриллианта выйдет толк даже в предстоящей дикой спешке. <...> Детали скандального провала сегодня странно и перечислять: обмолвки и падения хористов, рвущийся на метко вбитом гвозде плащ героя, выброшенная кем-то на сцену обезумевшая кошка. <...> Но решающий повод, по которому недовольство публики из умеренной стадии перешло в буйную, устроили не враги автора, а сам автор: он задел поклонников примадонны. <...> От показавшейся на балконе Розины привычно ждали выходной арии, и когда она, спев несколько фраз речитатива, исчезла в глубине декорации, возмущение зала было беспредельным: шиканье, свист, топот… <...> И хотя через несколько минут, в следующей же сцене, зазвучала знаменитая каватина Розины, несравненная Una voce poco fa («В полуночной тишине»), набравшую ход обструкцию было уже не остановить. <...> Автор за фортепиано пытался сохранять невозмутимость, демонстративно аплодировал певцам, но был, разумеется, расстроен и в антракте сбежал — он-то знал цену своей работе. <...> В старости он говорил, что плакал за свою жизнь трижды, и впервые — когда провалился «Севильский цирюльник» (второй раз — когда во время лодочной прогулки уронил в воду индюка, фаршированного трюфелями, третий <...>