Зоя Николаевна вспомнила, как за ужином попросила у бармена жетон, чтобы позвонить сыну, учившемуся в Сорбонне - у дуралея на днях в метро вытащили мобильник. <...> Зоя Николаевна стояла с телефонной трубкой в одной руке, сумкой в другой, и Гиндин набрался смелости обнять её за талию, а потом даже поцеловал в лоб и в нос - очень нежно и чувственно, провёл ладонью по юбке сверху вниз, но большего не посмел. <...> Зоя Николаевна подняла брови: - С чего вы взяли? <...> Я ведь его полюбила не за какие-то качества, о которых даже не знала, а за то, что это он, Дима. <...> Потом проводите меня на метро до Люксембургского сада - через два часа встречаюсь с сыном в Латинском квартале. <...> Гиндин опустился на колени, взял в руки женскую ступню и стал покрывать поцелуями. <...> Дима никогда не целовал ей ног, тем более в такой позе. <...> Дима обрадуется, он всегда переживал отсутствие у сына мужественности. <...> Одно время даже показалось, что Дима (её замечательный Дима!) к ней охладел, но, к счастью, ошиблась. <...> Сначала Грушин подумал: не махнуть ли вместе, как когда-то? <...> Казалось, стоит увидеть сахарную голову Сакре-Кёр и финиковые пальмы Люксембургского сада, как жизнь повернётся к тебе наилучшим боком, стирая надобность задумываться о смысле того, что было, а тем более того, что будет. <...> Все первые этажи узких, сплошь пешеходных, средневековых улочек, тесных переулков и маленьких площадей Латинского квартала занимали магазинчики, книжные лавки, рестораны и ресторанчики в несколько столиков на открытых террасках, просто кухонные окна, за которыми готовилась быстрая, пока ещё традиционная французская еда, зримо вытесняемая ужасным заморским фаст-фудом. <...> Это уникальное место, с остатками вековых камней и платанов, зажатое между набережной Сены и бульваром Сен-Жермен, площадью Сорбонны и Люксембургским садом, хранило дух веселья и свободы, постепенно переродившийся во вседозволенность. <...> Но Зоя Николаевна, напротив, приспустила веки, чтобы скрыть неестественный блеск <...>