Юрий БАРАНОВ
ТОТ ПОДМОСКОВНЫЙ СНЕГ…
В начале 1942 года личный стенограф Гитлера доктор Геппер
записал в дневнике по приезде в загородную резиденцию фюрера:
«Здесь всѐ чудесно, но вот разочарование – выпал снег, хотя
в Берлине и Мюнхене греет солнышко. Фюрер и все, кто его понимает,
после событий минувшей зимы выносить не могут снега».
Таких свидетельств немало. Сподвижник и друг Гитлера рейхсминистр
Шпеер вспоминает, как в сорок втором на прогулке фюрер
воскликнул: «Как я ненавижу этот Восток! Стоит мне увидеть
снег, и я впадаю в депрессию!» О русском, точнее – о подмосковном
снеге и сопутствующих ему явлениях сложилась целая германская
мифология. «Когда в начале декабря температура понизилась
до 52 градусов по Цельсию, смертельно было даже присесть
в кустах. Многие замѐрзли до смерти во время отправления
естественных потребностей» (генерал Бейерлейн). Многие немцы
объясняли своѐ поражение под Москвой тем, что на стороне русских
сражался «генерал Мороз».
Однако доля правды в немецких жалобах есть. Их армия не
была подготовлена к войне в зимних условиях. И речь не только
об отсутствии полушубков и валенок; они не ожидали, что будет
замерзать оружейная смазка, что – в отличие от советских Т-34 –
в немецких танках не будут заводиться моторы. А ещѐ раньше, в
осеннюю грязь, немецкие танки на своих узких гусеницах не смогут
ехать по целине, а Т-34 – смогут.
Неужели этого не могли предвидеть германские стратеги? И
здесь дело не в Дедушке Морозе и не Тѐтушке Распутице, а в сроках.
Вот если бы воевали по графику, составленному фюрером, и
взяли Москву до холодов, тогда эти проблемы и не появились.
Ведь как всѐ было гениально задумано! Овладеть русской столицей
в конце сентября, дать поработать эсэсовцу Скорцени, который
со своей командой должен вывезти всѐ ценное оборудование
с московских заводов, дать сделать своѐ дело команде другого
эсэсовца, Зикса, – ликвидировать в Москве всех нежелательных
лиц (списки давно составлены), дать группе высокообразованных
интеллектуалов под руководством доктора Поссета из Дрезденской
галереи – отобрать и вывезти в рейх все художественные
ценности для будущего Музея Фюрера в Линце и для других германских
музеев. Затем 7 ноября провести Парад Победы на Красной
площади, после чего стереть Москву с лица земли. Навеки.
1
Стр.1
Правда, План Барбаросса, как назвал Гитлер план нападения на
СССР, стал давать сбои с первого дня, когда обречѐнные погранзаставы
вместо того, чтобы сдаться превосходящим силам противника,
с которыми бессмысленно сражаться, бились до последнего.
И до подмосковных деревень, где партизанами становились,
по изумлѐнным свидетельствам немцев, даже инвалиды. И уж подавно
– ни в каком дурном сне не могло присниться немецким генералам,
что на их картах будет особо отмечаться Подолск официрен
шуле (кто из них подозревал до войны об этом училище и о
самом этом захолустном Подольске!).
Но ещѐ 14 ноября, когда много танков завязло в лесах под
Истрой, на совещании в Орше было озвучено решение фюрера
всѐ же взять Москву – последним ударом. В те дни Гитлер сказал
своему главному союзнику – итальянскому дуче (вождю) Муссолини:
«Москва падѐт, и мы не потеряем ни одного человека». И
он приказал сомкнуть кольцо окружения намного восточнее русской
столицы – в Горьком (Нижнем Новгороде). Это было уже безумием?
Ответим
на этот вопрос чуть позже, а пока, перефразируя
нашего известного политика, скажем – немцы хотели как всегда,
но получилось что-то особенное, небывалое. Расчѐт Гитлера был
вполне трезвым. Перед началом войны людской потенциал Германии,
еѐ союзников и покорѐнных государств был почти в полтора
раза больше, чем у СССР, а промышленный потенциал – более
чем в два раза, в том числе по металлургии – в три раза (заметим,
что небольшой по населению Люксембург был производителем
лучшей в мире стали). Гитлеровская армия была насыщена
«хиви» – иностранными «помощниками». Механики, ремонтники,
медицинский и обслуживающий персонал, строители, повара и т.
д. и т. д. – это были как правило не немцы, а бельгийцы, французы,
голландцы, поляки, чехи, словаки, хорваты. (Кстати, в 1812
году около 40 процентов «великой армии» Наполеона составляли
поляки.)
Особое значение в планах фюрера имела Москва. Не только
он, склонный к мистике, воспринимал это слово как символ России.
Падѐт Москва – падѐт Россия. Мало кто на Западе и Востоке
сомневался в этом в то время. В Америке открыто говорили, что
помогать русским бессмысленно – крах их государства неотвратим
в самое ближайшее время, а после этого кто будет расплачиваться
по долгам? Да, да, именно так писали и говорили, вполне
открыто, ведь США не вступали в войну, а американский посол в
Берлине мистер Кеннеди (отец будущего президента) был открытым
сторонником Гитлера. И ещѐ в американской прессе обсуж2
Стр.2