Скиталец
Сквозь строй
Оригинал здесь: Книжные полки Лукьяна Поворотова
I
Мне вспоминается внутренность деревенского кабака:
маленькие окна,
бревенчатые стены, грязные сосновые столы и скамьи. За столами сидят мужики
и пьют водку большими шкаликами из толстого зеленого стекла. Высокая стойка
отгораживает полки с бутылками и огромную, тридцативедерную бочку с водкой.
Около нее на стене висят разного калибра "мерки" - медные ковши, и кабатчик
цедит в них из огромного крана бочки пахучую синеватую водку.
Кабак галдит; дверь, обитая рогожей, с кирпичом на веревке блока, постоянно
отворяется и хлопает, в нее врываются клубы морозного воздуха, образуя белое
облако; оно редеет, и тогда в нем видны огромные фигуры, закутанные в тулупы
и чапаны, с бараньими шапками на головах, с большими обледенелыми бородами.
Фигуры хлопают огромными рукавицами, снимают их и заскорузлой рукой
стаскивают шапки, обнажая потные лысины; от лысин к потолку поднимается пар...
Ледяные сосульки, отдираемые с длинных усов и бород корявыми пальцами,
тают. Слышатся кряканье и приветствия кабатчику.
- Гавриле Петровичу! Хромому! Сто лет жить!
- И вам сто лет жить да двести на карачках ползать! - звучно отвечает
кабатчик.
- Хо-хо-хо! - покатывается весь кабак. - Уж он скажет так скажет. В карман
за словом не полезет, деревянная нога!
Кабатчик - сиделец от богача-хозяина, владельца почти всех кабаков уезда, -
мой отец.
Он стоит за стойкой, облокотясь
на нее большими, тяжелыми руками,
и небрежно кидает мужикам складные прибаутки, поговорки и меткие слова.
Наружность его необыкновенно симпатична.
Он - худой, среднего роста, хорошо
сложен, вид у него бравый. Лицо -
энергичное, характерное, с резкими, сухими чертами - напоминает кардинала
Ришелье: нос с горбиной, на щеках бороды нет, и только на подбородке
эспаньолка, правильная, в виде лопаточки. Лицо смуглое, веселое и смелое, очень
живое и выразительное. Волосы, длинные, русые, закинутые назад, вьются крупными
кудрями.
Левая нога у него отрезана немного ниже колена, и он ходит на деревяшке,
в широких брюках навыпуск. Одетый в длинный пиджак старинного покроя, он быстро
поворачивается за стойкой и очень ловко владеет своей деревяшкой.
Он почти не вынимает изо рта коротенькую черную трубку, и над его густыми
кудрями постоянно вьются голубые кольца табачного дыма.
- Гаврила Петрович! Гаврила Петрович! - дружественно гудит кабак.
И вот мой отец вынимает из-под стойки гусли и кладет их перед собой на
стойку.
Они треугольные, столярной работы, со множеством струн. С широкого края
гусель натянуты длинные стальные басы, обвитые тоненькой блестящей, серебристой
проволокой; за ними идут медные, золотистые струны, одна другой короче
и тоньше.
Отец засучивает рукава, обнаруживая мускулистые руки с крупными пальцами, и
кладет руки на струны: правой рукой он берет аккорды всеми пальцами на басах
и длинных струнах, а указательным пальцем левой руки проводит по всем струнам:
звонкие, беспечные и наивные трели текут серебристым ручьем, а блестящие басы
мягко рокочут долгим, расплывчатым звуком.
Кабак умолкает, и к стойке поворачиваются грубые бородатые лица полупьяных
слушателей.
Загадочный, не то веселый, не то печальный мотив начинался медленно, басы
неопределенно тянули нечто похоронное, но сквозь этот строй внезапно
прорывались маленькие, лукавые и задорные трели.
И тогда гусляр, закинув голову и молодцевато потряхивая кудрями, запевал
с подмывающим видом:
Ка-ак... на улице Варварин-скай!..
У него был хороший голос, какой-то теплый и грудной бас, не очень сильный,
но чистый, мягкий.
Спит-ит-лежит мужик камаринска-ай!..
Стр.1