П. А. Вяземский
Сонеты Мицкевича
Вяземский П. А. Сочинения: В 2-х т. -- М.: Худож. лит., 1982. -- Т. 2. Литературно-критические
статьи. Сост., подг. текста и коммент.М. И. Гиллельсона. 1982.
OCR Бычков М. Н.
Вот необыкновенное и удовлетворительное явление. Изящное произведение чужеземной поэзии,
произведение одного из первоклассных поэтов Польши, напечатано в Москве, где, может быть, не более
десяти читателей в состоянии узнать ему цену; оно вышло из типографии и перешло в область
книгопродавцев incognito, без почестей журнальных, без тревоги критической, как знаменитый
путешественник, скрывающийся в своем достоинстве от дани любопытности и гласных удовольствий
суетности. Батюшков, опровергая мнение Даламбера, что поэт на необитаемом острове перестал бы
писать стихи, потому что некому читать и хвалить их, а математик все продолжал бы проводить линии и
составлять углы, указывает на Кантемира, который в Париже писал свои бессмертные сатиры. "Париж
был сей необитаемый остров для Кантемира",-- говорит Батюшков1. Москва почти тот же необитаемый
остров для польского поэта. Но поэт носит свой мир с собою: мечтами своими населяет он пустыню, и,
когда говорить ему не с кем, он говорит сам с собою. Вероятно, вот отчего многие из прозаистов и
почитают поэтов безумцами. Они не понимают: что за выгода поэту говорить на ветер, в уповании, что
ветер этот куда-нибудь и когда-нибудь занесет звуки их души; что они сольются в свое время с отзывами
всего прекрасного и не исчезнут, потому что когда есть бессмертие, то должно быть и бессмертие поэзии.
Проза должна более или менее говорить присутствующим; поэзия может говорить и отсутствующим: ей
не нужно непосредственной отповеди наличных слушателей. На поэзию есть эхо: где-нибудь и какнибудь
оно откликнется на ее голос.
Мицкевич принадлежит к малому числу избранных, коим предоставлено счастливое право быть
представителями литературной славы своих народов. Кажется, утвердительно сказать можно, что ему
принадлежит почетное место в современном нам поколении поэтов. Не нам, со стороны, подтверждать
или исследовать сей приговор: приводим его только в свидетельство, как выражение общего мнения
беспристрастных и более сведущих судей польской литературы. Нельзя не подивиться и не пожалеть, что
сия соплеменница нашей так у нас мало известна. Сколько узы политические, соединяющие нас ныне с
Польшею, столько узы природного сродства и взаимной пользы в словесности должны бы, кажется, нас
сблизить. Изучение польского языка могло быть бы вспомогательным дополнением к изучению языка
отечественного. Многие родовые черты, сохранившиеся у соседей и сонаследников наших, утрачены
нами; в обоюдном рассмотрении наследства, разделенного между нами, в миролюбной размене с обеих
сторон могли бы обрести мы общую выгоду. Братья, которых история часто представляет новым
примером древней фивской вражды, должны бы, кажется, предать забвению среднюю эпоху своего бытия,
ознаменованную семейными раздорами, и слиться в чертах коренных своего происхождения и нынешнего
соединения. Журналам польским и русским предоставлена обязанность изготовить предварительные
меры семейного сближения. По крайней мере, радуемся с своей стороны, что нам выпал счастливый
жребий запечатлеть один из первых шагов к сей желаемой цели ознакомлением русских читателей с
сонетами Мицкевича, которые, без сомнения, приохотят к дальнейшему знакомству. Впрочем, если
Мицкевич был бы побуждаем равным желанием способствовать к этому соединению, то должно
признаться, что он принялся за лучшее средство: печатая свои сонеты в Москве, он задирает нас
обольстительною вежливостью, и если Кантемиру не удалось никого выучить по-русски на своем острове,
то надеюсь, что наш поэт будет его счастливее. Самый род, избранный польским поэтом, рама, в которую
он втеснил свои впечатления и чувства, доказывают, что его не пугают взыскательные формы искусства и
что для истинного поэта нет оков стихосложения. Мы уже отошли от суеверного пристрастия Депрео к
сонету, но все должны признаться, что правильное исполнение его сопряжено с некоторым затруднением
и налагает иго. Участь сонета странная. Un sonnet sans defaut vaut seul un long poeme {Сонет без ошибки
стоит длинной поэмы (фр.).}2,-- сказал законодатель новейшей классической поэзии: отечество его верует
еще и ныне в его французский Коран (так Пушкин называет l'art poetique {Поэтическое искусство (фр.).}),
а сонет давно забыт. Напротив, у поэтов, исповедующих романтизм, он еще в употреблении. Впрочем, и
они имеют за себя если не законодателя романтизма, то главу его,Шекспира, который оставил нам более
150 сонетов. На этом ли примере основано возрождение сонета в наше время или просто на том, что в
Стр.1