Репников Александр Витальевич
Судьба Василия Шульгина (по материалам Центрального архива ФСБ России)
Количество мифов и легенд, связанных с жизнью и деятельностью В.В. Шульгина
весьма значительно. Изучая его биографию, приходится часто сталкиваться как со случайно
допущенными ошибками, так и с намеренными искажениями. Это не удивительно,
поскольку Василий Витальевич, проживший 98 лет, был не просто «очевидцем», но и
активным участником великих и трагических исторических событий. К счастью для
историков, Шульгин обладал несомненным литературным талантом, оставив потомкам свои
воспоминания, художественные произведения, яркие публицистические статьи, которые еще
предстоит прочесть и изучить, а в ряде случаев и исправить некоторые неточности.
Большое значение в написании биографии Шульгина имеют документы его
следственного дела, хранящегося в Центральном архиве ФСБ России. Опись архивного
следственного дела № Р–48956 (в 1 т.) год производства: 1945–1947 в отношении Шульгина,
впервые была опубликована А.В. Репниковым и В.С. Христофоровым1. В материалах
следственного дела содержится информация о дореволюционной деятельности Шульгина;
прослеживается эволюция его взглядов. В 2003–2007 годах в журналах «Новая и новейшая
история», «Россия XXI», «Родина» и в ряде сборников впервые осуществлена публикация
отдельных материалов из следственного дела Шульгина2.
Полный текст следственного дела в отношении В.В. Шульгина, снабженный
вступительной статьей, комментариями, приложениями и впервые извлеченными из архивов
фотографиями, подготовленный В.Г. Макаровым, А.В. Репниковым и В.С. Христофоровым,
в 2009 году выйдет в свет отдельной книгой. Цель данной статьи – кратко остановиться на
наименее известных вехах жизненного пути Шульгина.
В 1944–1945 гг., по мере освобождения Восточной Европы, органы советской военной
контрразведки «Смерш» в числе прочих задач начали поиск тех, кто участвовал в борьбе
против советской власти: нацистских преступников и их пособников, членов антисоветских
формирований (РОВС, НТСНП и др.), а также политических деятелей царского и
Временного правительств, бывших участников Белого движения и т. п. В октябре 1944 г.
Сремские Карловцы, где жил Шульгин, были освобождены Советской Армией. 24 декабря
1944 года Шульгин был доставлен в югославский город Нови-Сад. В своих воспоминаниях
Шульгин так описал эти события: «24 декабря 1944 года я медленно брел по направлению к
своему дому, неся кантицу с молоком… Было что-то около семи утра, когда я встретил
бойца, состоявшего при коменданте Сремских Карловцев… он сказал:
– Комендант просит вас зайти на минуту…
Я согласился, и мы повернули к Ратуше, в которой жил комендант… Но коменданта в
Ратуше не оказалось. Боец провел меня на второй этаж… Кто-то вошел. Я подумал, что это
комендант, и обрадованный обернулся. Но это был не он. Передо мною стоял незнакомый
мне молодой офицер с лицом ―пупса‖. Он грозно спросил:
– Вы знаете, кто я?
– Должно быть, из ГПУ, – догадался я.
– Это теперь иначе называется. Вы задержаны…
– Арестован? – перебил я, пытаясь уточнить.
– Нет еще. Но это все равно. Оставайтесь здесь и не подходите к окну…
Не заметил, как наступили сумерки… Меня вывели из Ратуши на площадь. У
подъезда стоял грузовик… Мотор заурчал, грузовик дернулся несколько раз и поехал,
подскакивая на ухабах... Наконец остановились у переправы через Дунай. Мост длинною в
800 метров, некогда стоявший тут, был взорван… Нови Сад… Этот город лежал на той
стороне Дуная. Мы погрузились на пароход и направились к противоположному берегу»3.
Шульгин был задержан в городе Нови-Сад оперуполномоченным 3-го отделения 1-го
отдела Управления контрразведки «Смерш» 3-го Украинского фронта лейтенантом
Стр.1
Ведерниковым. Это было сделано по указанию начальника 3-го отделения А.И. Чубарова
(Начальником 1 отдела Управления в то время был подполковник Неживов, а начальником
Управления фронта П.И. Ивашутин4.
«В Новом Саду, как впоследствии вспоминал Шульгин, ЧК заняла одну из многих
бывших фашистских резиденций. Отступившие оставили дом в полном порядке… Туда меня
и доставили. ―Пупс‖ передал меня своему начальнику… Начальник ―пупса‖ был ростом
несколько ниже его, но старше возрастом. Носил он черную куртку с глянцем. Еврей, как
потом оказалось, из Киева. Фамилия? Что-то вроде Косолапый, точно не помню»5. Фамилия
капитана в действительности была П.С. Кацалай, а подробности этого допроса, как следует
из протокола от 2 января 1945 года, Шульгин впоследствии воспроизведет (хотя и
поверхностно) в воспоминаниях6. Кацалай «расспрашивал об ―Азбуке‖. Тут я был
осторожен, так как ―Азбука‖ была конспиративная организация. Правда, секреты давно
кончились. Правда и то, что если когда ―Азбука‖ и работала против Советов, то лишь после
заключения Брестского мира, так как острие ее было направлено против немцев. Но,
возможно, в России еще были живы бывшие члены этой организации <…> На этом допрос
пока что закончился. Капитан куда-то уехал»7.
После проведения первичного допроса Шульгин был вывезен в Венгрию. Перед этим
состоялся диалог:
– Сейчас отправим вас на мотоцикле.
– Куда?
– В Венгрию. Только вот пальто у вас дырявое и шляпа никуда не годится…
– Мы вас в одеяло завернем»8.
Шульгина усадили в коляску и накрыли одеялом поверх шляпы. «Через некоторое
время мотоцикл остановился… Меня раскутали, и я увидел, что сопровождают меня
офицер… и водитель боец… Так как дорога становилась все лучше, то ехали все быстрее.
Меня обдавало ледяным ветром, и голова замерзла, несмотря на шапку и одеяло. Мне
казалось, что на нее надели каску из льда. Где-то остановились. Меня буквально вынули из
коляски, ввели в дом… Мы были уже в Венгрии. Подали чай с ромом. Я согрелся… Затем
ехали опять»9. Наконец, Шульгина привели к месту назначения и разместили в просторной
комнате, где даже «горел камин» и «было тепло и уютно»10. Его соседкой оказалась
«молодая и красивая какой-то старинною красотою девушка». Состоялось первое знакомство
Шульгина с подполковником Кином11, который в дальнейшем будет вести допросы
Шульгина: «После обмена приветствиями и любезностями он сказал мне:
– Принимая во внимание ваш возраст, я нашел возможным поместить вас вместе с
этой молодой женщиной. Вы можете говорить о чем угодно, кроме как о ваших делах. За что
вы арестованы и за что она арестована – об этом говорить не следует. При вашей комнате
есть сад, в котором можете с нею гулять. Можете даже выйти на улицу, но лучше этого не
делать, так как вас кто-нибудь задержит. А теперь отдыхайте. Беседовать в вами будем
завтра»12. Допросы продолжались. «С полковником Кином13, человеком культурным, допрос
шел в иных формах и иными методами, чем с капитаном ―с Подола‖, вспоминал
впоследствии Шульгин, Он просил меня рассказать о моей жизни до революции и в
эмиграции… Он вел допрос тягуче медленно, требовал подробностей. Наконец как-то не
выдержал и сказал:
– Я вызову стенографистку, пусть она запишет ваши показания.
Пришла какая-то девушка в военной форме. Я привык диктовать и стал говорить, как
когда-то выступал в Государственной Думе. Но полковник меня остановил:
– Нет, так нельзя.
И стал диктовать за меня. Мысли мои искажались, и выходило все совершенно иначе,
а кроме того так медленно, что было непонятно, зачем нужна стенографистка… В
последнюю ночь полковник заспешил и попросил меня помочь просмотреть материалы
допроса, так как машинистки сделали множество ошибок. Этим я занимался с девушками, а
Стр.2
он собирал какие-то бумаги и очень спешил, так как необходимо было успеть к самолету.
Наконец мы кончили, и он предложил мне идти к себе и поесть перед дорогой»14.
31 января 1945 г. уже в Москве арест Шульгина был оформлен процессуально15.
Шульгин вспоминал, как его везли в Москву: «Нас разместили в самолете… Это был первый
полет в моей жизни… Куда мы летели, мы не знали, а только догадывались… Наконец
приземлились в Кировограде, бывшим Елисаветграде. Из-за плохой погоды мы здесь
пробыли одиннадцать дней… Сопровождавший нас офицер нес какой-то полосатый мешок.
Потом дал его мне и спросил:
– Знаете, что тут?
– Нет.
– Ваши рукописи…
Мы опять летели… Сделали посадку на совершенно голом поле… Снова полет.
Сколько летели не помню… Объявили что садимся в Москве… Когда вывели из самолета,
нас сразу же окружил конвой, который сопровождал до посадки в машину без окон…
Автомобиль остановился во дворе какого-то большого здания, которое, однако, мне ничего
не говорило. Только потом я узнал, что это знаменитая Лубянка… Затем фотографировали в
профиль, в фас. Когда показали, не смог себя узнать. И, конечно, дактилоскопия. Когда все
это закончилось, вручили арестантское платье и посадили в камеру…»16.
Шульгина допрашивал майор17 А.А. Герасимов: «Он долго меня допрашивал. Я
говорил все, мне нечего было скрывать. Эти допросы совершались по ночам,
приблизительно с одиннадцати вечера и до рассвета18.
Часа в три утра следователю приносили что-нибудь поужинать (или, может быть
позавтракать). Обычно чай, хлеб, колбасу. Я сильно голодал в то время. Поэтому жадно
смотрел на поднос. Однажды он оставил на нем кусок хлеба. Я попросил разрешение съесть
его. Он разрешил и потом спросил:
– Вы очень голодаете?
– Очень.
– Вы вот что сделайте. Напишите полковнику Судакову – он стоит во главе нашего
отдела – заявление, что голод мешает вам вспоминать, и это вредит следствию.
Я написал19. Через месяц Герасимов спросил меня, дают ли мне добавку к пище. Я
ответил:
– Нет.
– Странно.
Как бы там ни было, но прибавки я не получил»20.
В своих воспоминаниях Шульгин описывает необычный случай, к сожалению не
указывая точной даты. «Однажды Герасимов сказал мне:
– Вас хотят увидеть министры. Пойдемте.
Захватив еще какого-то офицера, мы пришли в большой и роскошный зал с атласной
мебелью и картинами в тяжелых золотых рамах. За столом, крытым красной скатертью,
сидело множество незнакомых мне лиц. Кто из них были министры, я не знал.
Я подошел к столу и, сделав общий поклон, сказал по-солдатски:
– Здравия желаем.
Один из них сказал:
– Мы желали бы кое-что узнать от вас. Что вы знаете о внутренней линии?21
– Весьма мало.
– Как это может быть? Вы ведь были близки к командованию?
– Иногда.
– Объясните.
Я начал:
– Объяснить это не так просто. Вы, в СССР, являетесь хорошо сконструированной и
отлаженной машиной, где одна кнопка управляет другими. Я же не был кнопкой. И исполнял
свои обязанности как член Государственной Думы, а в отношении власти я не был с нею
Стр.3