А. Луначарский.
ДОСТОЕВСКИЙ, КАК ХУДОЖНИК И МЫСЛИТЕЛЬ.
(Стенограмма речи, произнесенной А. В. Луначарским на торжестве в честь столетия со дня рождения Ф.
М. Достоевского.)
Товарищи! Я не имею в виду читать сегодня лекцию или делать доклад о Достоевском. Даже в пределах
той темы, которую устроители этого вечера мне отвели, я собираюсь только наметить несколько главных
идей или тех, которые мне представляются основными в творчестве Достоевского.
Итак, Достоевский, как художник.
Конечно, вряд ли найдется человек достаточно дерзкий, который усумнился бы, что Достоевский -
художник и притом великий. И на примере Достоевского, как художника, особенно легко показать всю
несостоятельность тех представлений о художнике, которые в последнее время, если не доминируют у
нас над прочими представлениями, то все же чрезвычайно шумно о себе заявляют.
Мы неоднократно в этой самой зале слышали от теоретиков искусства, что "форма и содержание в
искусстве неотделимы". Что это - совершенное старье различать их между собою. Что художественное
произведение совпадает со своей формой. Что художник является прежде всего "формовщиком" своего
произведения. Быть художником - значит искать совершенства формы!
Так вот, если именно с этой точки зрения подойти к Достоевскому, то он художник слабый. Никакого
совершенства формы в его произведениях нет. Даже наоборот, большая часть его произведений не
доделаны, как-то не закончены, внешне не отшлифованы. Но эта слабость совершенно искупается
титаничностью художественного содержания.
Вот по поводу этого представления, едва ли не господствующего у нас, о неотделимости формы и
содержания в искусстве т.Маяковский, человек талантливый, сказал однажды острые слова: "Вот эти
люди! Для них форма и содержание в искусстве все равно, как генерал в мундире". В этом определении
наша мысль может показаться очень смешной на первый взгляд; однако, на самом деле оно,
действительно, приблизительно так. Есть художники, творчество которых как мундир без генерала, есть
такие, у которых оно - генерал в мундире, а есть и произведения вроде генерала без мундира.
Были такие художники, которые употребляли самые великолепные, самые прекрасные краски и формы
для своего творчества и надевали эту роскошную внешность на манекен. Правда, такие произведения
имеют много внешней красоты, ловкой компановки, внешней орнаментовки, но они все-таки остаются
манекеном, одетым в сшитый хорошим портным сюртук, портным, который, кроме такого хорошо
сшитого сюртука, ничего больше не может дать... Словом, это мундир без генерала.
Однако, совершенно несомненно, есть и такие художники, у которых имеется этот генерал, да такой,
который способен командовать в течение столетий целыми колоннами людей и который ходит однако
почти голым. И вот Достоевский именно такой художник. Он не заботится о туалете. Генерал его очень
часто ходит даже непричесанным, но все-таки Достоевский остается великим художником.
Достоевский, как вы знаете, четыре года был на каторге. В сущности же он был почти всю жизнь на
каторге. Почти всю жизнь он ужасающе нуждался. Ему часто, очень часто ради хлеба приходилось печь
главу за главой своих романов, совершенно не обрабатывая их, даже не заканчивая как следует. Об этом
он постоянно скорбит в своих письмах. Само собой разумеется, при таких обстоятельствах нельзя винить
Достоевского в том, что он не находил, или вернее не искал кристаллизованных форм, скажем таких,
какими нас балует Пушкин. Но тогда, чем же объясняется то, что эти незаконченные, недоделанные,
формально не совершенные произведения все таки находятся на вершине искусства?
Чехов в одном из своих писем сказал о писателях, ему современных: "Мы очень искусны по части
формы. Мы сумеем все очень стильно изобразить. Мы знаем, как сконструировать фразу, главу и т. д., но
одного у нас нет, самого главного нет - Бога. Нет того, во что мы верим, потому что мы все дети
безвременья".
Стр.1