В зрачке
1
Любовь у людей пуганая и с зажмурью: ныряет в сумерки, шмыгает по темным углам, шушукает,
прячется за занавески и тушит свет.
Я не ревную к солнцу. Пусть его заглядывает -- лишь бы вместе со мной под отщелкивающиеся
кнопки. Пусть подсматривает сквозь окна. Меня это не смущает.
Да, я всегда был того мнения, что. для романа полдень подходит гораздо лучше, чем полночь.
Луну, на которую потрачено столько восторженных междометий, это ночное солнце под синим
мещанским абажуром, я попросту не терплю. И история об одном "да" и его последствиях -- этому
посвящен рассказ -- началась при ярком солнце, у окна, раскрытого настежь в свет. Я не виноват, если
конец подстерег ее меж днем и ночью, в тусклом брезге. Виновата она, не история, а та она, "да" которой
я так долго и страстно ждал.
Впрочем, и до "да" произошли некоторые события, о которых необходимо упомянуть. Можно с
уверенностью утверждать, что в любви глаза, ну, как бы это сказать, всегда забегают вперед. Это и
понятно: они подвижнее и умеют делать свое, то есть смотреть и через. Пока тела влюбленных, по
сравнению с их глазами неповоротливые и огромные, прячутся друг от друга за тканью одежд, пока даже
слова как-то ежатся и переминаются на губах, боясь спрыгнуть в воздух, глаза -- в обгон всему -- уже
отдаются друг другу.
О, как ясно вспоминается мне тот яркий, пролазуренный небом день, когда мы оба, став у окна,
распахнувшегося в солнце, разом, точно по уговору, взглянули... разумеется, не в окно, а друг на друга.
Тут-то и появился третий: это был крохотный человечек, уставившийся на меня из ее зрачка, мое
умаленное подобие, успевшее уже туда пробраться. Я еще не смел коснуться края ее одежд, а он... Я
улыбнулся и кивнул ему. Человечек вежливо ответил. Но глаза отдернулись, и мы не встречались с ним
до самого "да".
Когда оно позвало меня, это крохотное, еле слышимое "да", я не стал переспрашивать; охватив
кисти покорных рук, я увидел его: выставившись сквозь круглое зрачковое оконце, он близил и близил
свое взволнованное лицо. На миг его задернуло ресницами. Потом он снова мелькнул и скрылся: лицо
его, как я успел заметить, сияло радостью и гордым удовлетворением; он был похож на удачливого
администратора, хлопочущего и суетящегося по чужим делам.
С тех пор при каждой новой встрече, прежде чем отыскать губами губы, я взглядывал под
ресницы возлюбленной, отыскивая его, крохотного устроителя любви: он всегда был на своем месте,
аккуратный и обязательный, и как ни крохотно было лицо человечка в зрачке, но я всегда с точностью
угадывал его выражение -- то мальчишески веселое, то чуть усталое, то покойно-созерцательное.
Как-то, во время одной из встреч, я рассказал моей подруге о человечке, пробравшемся к ней в
зрачок, а также и мои мысли о нем. К моему удивлению, рассказ был принят холодно и даже чуть
враждебно.
-- Какой вздор,-- и я увидел, как зрачки ее -- инстинктивным движением -- отодвинулись от меня.
Я взял ее голову в ладони и попробовал насильно разыскать человечка. Но она, смеясь, опускала веки.
-- Нет, нет,-- и мне показалось, что в смехе ее был и не смех.
Иногда привыкнешь к пустяку, выдумаешь ему смысл, офилософишь его,-- и глядь, пустяк
подымает голову, вступает в спор с важным и реальным, нахально требуя прибавки бытия и
досмысления. Я уже начал привыкать к пустяковому человечку из зрачка; мне было удобно, рассказывая
то или это, видеть, что слушают и она, и он. Притом в обиход наших встреч вошла постепенно своего
рода игра (мало ли что не придумывают влюбленные), заключавшаяся в том, что женщина прятала
человечка, я же его отыскивал: при этом было много смеху и поцелуев. И вот однажды (мне до сих пор
как-то странно и трудно вспоминать это)... однажды, близя губы к губам, я заглянул ей в глаза и увидел:
человечек, выглянувший из-под ресниц, кивнул мне -- лицо его было печально и настороженно,-- и
вдруг, круто повернув спину, дробно семеня, стал уходить внутрь зрачка.
-- Ну, скорее целуй, -- и человечка задернуло веками.
-- Назад! -- крикнул я и, не помня себя, стиснул ей пальцами плечи. В испуге женщина подняла
глаза, и из глубины ее расширившегося зрачка мне еще раз мелькнула фигура уходившего крохотного
меня.
На тревожные расспросы я промолчал, припрятав ответ. Я сидел, глядя в сторону, и знал: игра
кончена.
Стр.1