Анатолий Фёдорович Кони
Мотивы и приемы творчества Некрасова
(Беглые заметки)
Оригинал здесь -- http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/BIO/KONI/AFKONI_Y.HTM
Статья была впервые опубликована в издании: "Некрасов. Памятка ко дню столетия рождения. 22
ноября 1821- 22 ноября (5 декабря) 1921 г., Пб., 1921, стр. 15-17. А. Ф. Кони написал ее в процессе чтения
в послереволюционные годы многочисленных лекций о Н. А. Некрасове. По свидетельству В.Е.
Евгеньева-Максимова, присутствовавшего на лекциях, статья эта дает представление о первой части
лекций, состоявших обычно из общей характеристики поэзии Некрасова и личных воспоминаний Кони о
нем (В. Евгеньев-Максимов, Некрасов и его современники, М., 1930, стр. 40). Статья перепечатана в
пятом (посмертном) томе "На жизненном пути" (Л., "Прибой", 1929). Печатается по первой публикации с
исправлением явных опечаток.
Недоброжелательство, зависть к материальной независимости поэта и злорадное восприятие
всяких на него наветов часто отравляли жизнь Некрасова. Он сам отчасти подавал к этому повод, забывая
совет житейской мудрости: "Не говори о себе дурно - друзья твои об этом позаботятся". В обиход нашей
панихиды входят прекрасные слова: "Несть человек иже поживет и не согрешит - ты един кроме греха",
- но не по мелким прегрешениям, а по лучшим сторонам и проявлениям выдающегося человека надо его
судить. У нас делается обычно наоборот, и Боровиковский был прав, обращаясь к типическому хулителю
Некрасова со словами: "Ты сосчитал на солнце пятна и проглядел его лучи" [1]. Некрасов не хотел
просить пощады у своих врагов ("Что враги? пусть клевещут язвительней - я пощады у них не
прошу" [2]), но в минуты уныния и щемящей душевной горечи относился к себе с резким осуждением и
взывал к светлому образу своей матери о нравственной помощи. Этими самообвинениями и
самобичеванием, этой "явкой с повинной" пред народом, хотя каяться пред последним было не в чем, он
давал пищу клевете.
Среди отзывов о нем не только со стороны "самодовольных болтунов, охотников до споров
модных", но и со стороны некоторых критиков, как, например, Страхова, Евгения Маркова, Полевого и, к
сожалению, Тургенева, часто выражалось сомнение в его искренности как печальника горя народного, в
стихах которого "поэзия и не ночевала" [3]. И действительно, пение птичек, благоухание цветов - "в
дымных тучках пурпур розы" и "шепот, робкое дыханье, трели соловья" [4], не находят себе места в
стихах этого, по отзыву одного из хулителей, "земного поэта" [5], часто страждущего физически и почти
всегда нравственно. Он остается всю жизнь верен завету Гоголя - молить себе у бога гнева и любви [6] - и
почерпает эти чувства не из искусственно созданного настроения, а из глубоко вонзившихся в душу
впечатлений целой жизни, начиная с раннего детства, заставляющих его, по красивому испанскому
выражению, "кричать устами своей душевной раны".
Вот его детство "средь буйных дикарей" в усадьбе отца, - жестокого и бездушного насильника, -
вокруг которого "разврат кипит волною грязной", и где страдает чистая и благородная мать, где
приходится сливать слезы детского испуганного и трепещущего сердца со слезами оскорбленной и
поруганной женщины. Куда уйти? Где отдохнуть от этой горькой обстановки, чтобы забыться хотя бы на
время среди других картин? Пойти на берег соседней Волги? - Но там вереницей, в своеобразных
хомутах, тащут барки унылые и сумрачные бурлаки "с болезненным припевом "ой!" и в такт мотая
головой", так незабываемо изображенные Репиным... [7]
Уйти в противоположную сторону? - Но там так часто идут на Владимирку по дороге в далекую и
страшную Сибирь ссыльные и каторжные с выжженными клеймами на лице и бритой половиной головы,
бряцая цепями, сменяясь по временам партиями горестно оплаканных семьей рекрутов, отправляемых на
долгую безрадостную и исполненную бездушной строгости и бессмысленной шагистики, службу. А
кругом - и дома, и у соседей, - в мрачной области крепостного права, грубые проявления власти
владельцев крестьянских "душ".
Вот где корни любви и гнева, проникающие поэзию Некрасова, вот первоначальный источник его
Стр.1