КЛЫЧКОВ, псевдоним; настоящая фамилия -- Лешенков, Сергей Антонович [1(13).VII.1889,
дер. Дубровка Тверской губ. -- 1937] -- писатель. Родился в семье кустаря-кожевника. В автобиографии
К. писал, что многим обязан своей семье, особенно "языком обязан лесной бабке Авдотье, речистой
матке Фекле Алексеевне и нередко мудрому в своих косноязычных построениях отцу моему, Антону
Никитичу Лешенкову (Клычков -- фамилия по бабушке), а больше всего нашему полю за околицей и
Чертухинскому лесу, в малиннике которого меня мать скинула, спутавши по молодости сроки" (Клычков
С. Чертухинский балакирь. Романы.-- М., 1988.-- С. 6). Учился в сельской школе, "пописывал стишки,
больше про домовых и про леших" (Там же.-- С. 5), которые уничтожил позже, когда был принят в
Москве в училище И. И. Фидлера. Печататься начал с 1907--1908 гг. в поэтических альманахах.
В 1908 г. поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где в это
время учились Б. Пастернак и С. Соловьев, который оказал определенное влияние на К. В том же году
вместе со своим "покровителем" М. И. Чайковским, братом великого композитора, ездил в Италию,
познакомился там с М. Горьким и А. В. Луначарским.
По воспоминаниям современников, К. "вел довольно беспокойный образ жизни, близкий к
богеме... пристрастился к вину... Систематические занятия были не в духе Сергея" (Русская литература.-1971.--
No 2.-- С. 149). Его страстью было поэтическое творчество: "Слава богу, я опять полон счастьем
своим одиноким, как пруд наш весною, стихи-рифмы в моей душе полощатся, как утки, зазывая с реки
диких селезней! Так-то хорошо... Я сам знаю теперь, что у меня талант... Только в этом для меня соль и
значение моей беспутной жизни!" (Письмо 1911 г. // Русская литература.-- 1971.-- No 2.-- С. 152).
В 1911 г. в Москве выходит первый стихотворный сборник К. "Песни", состоящий из трех
разделов: Печаль-Радость, Лада, Бова. Мир его стихов условно-сказочный, языческий, в котором живут
Старец, Колдунок, Леший, Лада, Старый Дед -- ее отец, Красногривый Горбунок и др. сказочные
персонажи. А лирический герой -- "тихий грустный инок", видящий перед собой три пути: "к веселию",
"в келию", "Третий путь -- нехоженный, / Взглянешь и растает, / Кем куда проложенный, / То никто не
знает" ("Образ троеручицы"), И он выбирает первый путь, живет в этом фантастическом радостном мире,
где "Ходит Лада -- сеет, / Вкруг нее синеет / Взборонена борозда, / Что ни зернышко -- звезда" ("Лада в
поле"). Все в этом мире доступно и просто: "Прибегли / На край земли. / Глядь-поглядь: дорожки нет -- /
Постучались на тот свет" ("Лада в пути").
Таким же легким и светлым был и второй сборник К. "Потаенный сад" (М., 1913). И в нем
нарисован вымышленный мир, никак не связанный с реальной действительностью. Образ "потаенного
сада" возник еще в первой книге. Жители в "потаенном саду" К. все те же: Старец древний, Колдун,
Старый Леший, Бес, Купава, милая, "Потаенною тропинкой / Ходит Лада за водой" ("Лада в саду"). А
лирический герой "счастлив и в горе", он -- "пастух" и "певец": "И песни -- как стадо овец / В тумане
раннем у реки" ("Я все пою -- ведь я певец...").
Блоку стихи К. не нравились, Клюев их одобрял. Нужны были деньги для содержания семьи, и
поэту пришлось поступить на службу. Жизнь и мировоззрение его изменила начавшаяся летом 1914 г.
война. Осенью он был
призван в армию, служил на Балтике, потом в школе прапорщиков в Финляндии, встречался с А.
И. Куприным. В сознании К. происходит перелом, в его сказочный мир вторгается реальная жизнь, поэта
тянет к эпической прозе, он задумывает написать хронику жизни старой деревни. В письме начала 1914
г. он сообщает: "Хочется мне, милый друг, написать свою прозу так, чтобы от нее не оторваться, чтобы
все было по-иному, не как теперь пишут. Матерьялу у меня много, выдумывать мне незачем -- это-то,
мил друг, и труднее. Выдумывать, оказывается, в сущности не штука -- штука вся в том, чтобы полюбить
то, что видел, что пережил, действительность, правду..." (Русская литература.-- 1971.-- No 2.-- С. 154). Он
подавлен, почти совсем не пишет стихов, переоценивает свое прошлое: "...пустыня души, которая у меня
как-то съежилась, завяла с первого дня этой войны... Чувство какой-то роковой странной
опустошенности не покидает меня по сие время...-- пишет он 1 января 1917 г.-- Боязливо озираясь теперь
на свою безвозвратную юность, я многое не понимаю сам в ней, не понимаю теперь бывшей душевной
легкости, беспечности сердечной, не слышу аромата лучших цветов из ее прекрасного венка... все с
начала до конца было ошибкой, самообольщением, невольным обманом самого себя перед строгим и
бесстрастным лицом жизни, уходом от реальной правды, но если вернуть реки вспять, я не хотел бы
иного!" (Там же).
Октябрьскую революцию К. встретил восторженно: "Как не петь и не молиться, / Если все поет
вокруг -- / Лес и луг, ручьи и птицы, / Если облак светлолицый / Улыбается, как друг!.." ("Как не петь и
не молиться..."). Но он уже иной -- более грустный, видящий нелегкую жизнь крестьян в годы
испытаний, остро реагирующий на все происходящее. Эти настроения отразились в сборнике
"Дубравна" (М., 1918). Поэту слышится "похоронная песня берез", он видит, как "в окно... горе
глядится", считает, что "хозяйка тут -- злая судьба", "И все гостя чудесного ждут" ("Свет вечерний
Стр.1