Сирота

Здесь всех знатнее старый протопоп; По нем аптекарь Яков Карлыч Оп, Почтенный муж, осанистый и важный. <...> Поручиться вам не смею, Но примете и вы участье в том, Быть может, что там, сидя вечерком С своей хозяюшкой за самоваром, Ей повествует с непритворным жаром Без пышных слов и вычур наш герой По крайней мере вижу, как слезой Глаза ее лазоревые блещут, Как вздохом перси верные трепещут, И с мужа взоров не сведет она. <...> А прежде Узнать нельзя ли по его одежде, Или по обращению с женой, Или по утвари, - кто наш герой? <...> Но, ранами в здоровии расстроен, Дожив в походах славных до седин, Он вышел, взяв полковнический чин, В такую должность, где и средь покоя Усердье престарелого героя Могло еще служить родной стране. <...> В Ж<итомире> (как это слово мне И ныне сладостно и ныне свято! <...> Время шло, и вскоре И я уже в его унылом взоре Любовь ко мне - и горесть мог читать. <...> Я жизнию тебе ручаться смею, Что, непритворной горести полна, Тужила по покойнике она. <...> Он продолжать хотел, но между тем Раздался с громким кашлем голос звучный, И Яков Карлыч, наш знакомец тучный, С любезной дочкою ввалился в дверь. <...> Вот и в дом Уже прокрались, как вчера, тайком, И вот же насладимся на досуге Тем, что насмешливый супруг супруге Об их вчерашнем госте говорит: М у ж Сказать, что Яков Карлыч наш сердит; Немилосердно бедных турок губит, В самом Стамбуле режет их и рубит, Пардона не дает им. <...> Признаться, совесть Тихонько шепчет мне, что и домой Я, повести рассказчик и герой, Затем единственно пришел поране; Но только думал я в почтенном сане И эпика и витязя: "Пускай Сперва меня попросят! <...> Сдавалось, что пощады и прощенья, Раскаянья и горести полна, У сына просит с робостью она. <...> Обласканный большим и малым светом Ж<итомир>ским, любезен был, речист, Играл в бостон, а иногда и в вист С товарищами, даже в банк грошовый <...>