С тех пор как Кэт Шерифф научилась ходить, она жила, повернув лицо к западу и устремив
мечтательные глаза в страну пустыни. <...> Была приемная в палатке, был
дом в районе участка строившейся дороги, в котором они жили сами и куда мать Кэт брала иногда
жильцов из служащих ее мужа. <...> Миссия Кэт открылась ей в один апрельский день, согретый и освещенный лучами солнца при
первом дуновении весны. <...> Кэт шла, словно паря над землей, как человек, на которого снизошел Дух, с глазами,
устремленными внутрь себя, с пылающими щеками. <...> Теперь, после двух лет, проведенных в подготовке, она вернулась в Топаз опытной, ученой
сиделкой, горящей желанием начать свое дело в Индии, и узнала, что Тарвин хочет, чтобы она осталась в
Топазе и вышла за него замуж. <...> -- Можете называть это как хотите, -- говорил Тарвин в то время, как она продолжала смотреть на
луну, -- можете называть долгом, можете называть это сферой женщины или, как сказал сегодня вечером
в церкви всюду сующий свой нос миссионер: "Несением света сидящим во тьме". <...> -- Ваше призвание -- оставаться дома; а если вы не знаете, то я уполномочен заявить вам это, -упрямо проговорил Тарвин. <...> Тарвин не понял, к чему относится ее фраза, но проговорил добродушно:
-- О, нет! <...> -- Вы пожертвуете своей жизнью ради ваших индийских планов, -- продолжал он. <...> Это не место для белых людей, не говоря уже про белых женщин; там нет ни климата, ни
правительства, ни дренажа, а холеры, жары и драк столько, что невозможно там жить. <...> Она остановилась на минуту на дороге в Топаз, по которой они шли, и при свете луны взглянула
ему в лицо. <...> У Шериффов был дом, т. е. они жили в постройке с выступающими
карнизами, с окнами, которые можно было подымать и опускать, и с верандой. <...> Осенью я намереваюсь переселиться в Денвер, и вам лучше
всего было бы отправиться со мной. <...> Если ваш миссионер говорил правду в своей проповеди в церкви, то
легко можно было бы покрыть таким ожерельем весь государственный долг. <...> Однако Шерифф встретился с Тарвином на станции <...>
Наулака.pdf
Редьярд Киплинг
Наулака
*************************************************
Kipling R. The Naulahka -- A story of West and East (1892)
Киплинг Р. Собрание сочинений в 6 т.
М., ТЕРРА, 1996. -- 607 с.
Том 1, с. 335-576.
Перевод А. П. Репиной.
OCR: sad369 (6.01.2006).
*************************************************
I
Освещенный луной, Никлас Тарвин сидел на не обнесенном перилами мосту через
ирригационный канал выше Топаза и болтал ногами над водой. Сидевшая рядом с ним смуглая,
маленькая женщина с печальными глазами спокойно смотрела на луну. У нее был загар девушки, не
обращающей внимания на ветер, дождь и солнце, а глаза ее были полны той постоянной, неисходной
меланхолии, которая присуща глазам, видавшим большие горы и моря, равнины и заботы, и жизнь.
Женщины Запада прикрывают такие глаза руками при закате солнца, когда стоят у дверей хижин в
ожидании своих мужей, глядя на холмы или равнины без травы, без леса. Тяжелая вообще жизнь бывает
всегда еще более тяжелой для женщин.
С тех пор как Кэт Шерифф научилась ходить, она жила, повернув лицо к западу и устремив
мечтательные глаза в страну пустыни. Вместе с железной дорогой она продвигалась по этой пустыне.
Пока она не поступила в школу, ей приходилось жить в таком месте, откуда железная дорога
расходилась бы в обе стороны. Часто она со своей семьей останавливалась на законченном участке
железной дороги достаточно долго для того, чтобы видеть первые проблески зари цивилизации,
поддерживаемые обыкновенно светом электричества, но в новых и все более новых странах, где из года в
год требовалось инженерное искусство ее отца, не бывало даже фонарей. Была приемная в палатке, был
дом в районе участка строившейся дороги, в котором они жили сами и куда мать Кэт брала иногда
жильцов из служащих ее мужа. Но не одна только окружавшая ее обстановка помогла развитию
меланхолии в молодой двадцатитрехлетней девушке, которая сидела рядом с Тарвином и только что
мягко призналась ему, что он нравится ей, но долг призывает ее в другое место.
В коротких словах она рассказала ему, что долг этот повелевает ей провести жизнь на Востоке и
попытаться улучшить положение женщин в Индии. Решение это появилось у нее в момент вдохновения
и приняло форму повеления свыше два года тому назад, в конце ее двухгодичного пребывания в школе в
Сан-Луи, куда она отправилась, чтобы связать обрывки образования, которого ей не удалось достичь на
уединенных стоянках.
Миссия Кэт открылась ей в один апрельский день, согретый и освещенный лучами солнца при
первом дуновении весны. Зеленые деревья, наливающиеся почки, солнечный свет -- все манило ее на
свежий воздух, а между тем ей предстояло слушать лекцию об Индии, которую должна была прочесть
женщина-индуска. Ускользнуть ей не удалось, так как лекция входила в круг ее школьных занятий, и она
вынуждена была выслушать отчет Пундиты Рамабаи о грустном положении ее сестер на родине. История
была душераздирающая, и девушки, сделав пожертвования, которые просили у них в странных
выражениях, разошлись примолкшие или испуганные -- смотря по характеру -- и перешептывались о
слышанном в коридорах, пока чье-то нервное хихиканье не нарушило напряженного состояния, и не
началась обычная болтовня.
Кэт шла, словно паря над землей, как человек, на которого снизошел Дух, с глазами,
устремленными внутрь себя, с пылающими щеками. Она пошла в сад при школе и там, вдали от всех,
стала ходить по окаймленным цветами дорожкам, взволнованная, счастливая, уверенная в себе. Она
обрела себя. Знали это цветы, знали деревья с нежными листьями; узнало это и яркое небо. Голова у нее
была поднята высоко; ей хотелось танцевать и -- еще более -- плакать. Сердце учащенно билось; горячая
кровь пела в жилах. Временами она останавливалась и глубоко вдыхала свежий воздух. В эти мгновения
она словно давала обет посвятить себя служению.
Стр.1