Николай Михайлович Карамзин
Наталья, боярская дочь
---------------------------------------------------------------------------Карамзин
Н. М. Избранные произведения: В 2 т. - М.; Л.: Худож. лит.,
1964.
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
---------------------------------------------------------------------------Кто
из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они
в собственное свое платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему
обычаю, говорили своим языком и по своему сердцу, то есть говорили, как
думали? По крайней мере, я люблю сии времена; люблю на быстрых крыльях
воображения летать в их отдаленную мрачность, под сению давно истлевших
вязов искать брадатых моих предков, беседовать с ними о приключениях
древности, о характере длавного народа русского и с нежностью целовать ручки
у моих прабабушек, которые не могут насмотреться на своего почтительного
правнука, не могут наговориться со мною, надивиться моему разуму, потому что
я, рассуждая с ними о старых и новых модах, всегда отдаю преимущество их
подкапкам и шубейкам перед нынешними bonnets a la... {Bonnets a la (фр.) -
чепчиками в вида...} и всеми галло-албионскими нарядами, блистающими на
московских красавицах в конце осьмогонадесять века. Таким образом (конечно,
понятным для всех читателей), старая Русь известна мне более, нежели многим
из моих сограждан, и если угрюмая Парка еще несколько лет не перережет
жизненной моей нити, то наконец не найду я и места в голове своей для всех
анекдотов и повестей, рассказываемых мне жителями прошедших столетий. Чтобы
облегчить немного груз моей памяти, намерен я сообщить любезным читателям
одну быль или историю, слышанную мною в области теней,
в царстве
воображения, от бабушки моего дедушки, которая в свое время почиталась
весьма красноречивою и почти всякий вечер сказывала сказки царице NN. Только
страшусь обезобразить повесть ее; боюсь, чтобы старушка не примчалась на
облаке с того света и не наказала меня клюкою своею за худое риторство... Ах
нет! Прости безрассудность мою, великодушная тень, - ты неудобна, к такому
делу! В самой земной жизни своей была ты смирна и незлобна, как юная овечка;
рука твоя не умертвила здесь ни комара, ни мушки, и бабочка всегда покойно
отдыхала на носу твоем: итак, возможно ли, чтобы теперь, когда ты плаваешь в
море неописанного блаженства и дышишь чистейшим эфиром неба, - возможно ли,
чтобы рука твоя поднялась на твоего покорного праправнука? Нет! Ты дозволишь
ему беспрепятственно упражняться в похвальном ремесле марать бумагу,
взводить небылицы на живых и мертвых, испытывать терпение своих читателей и,
наконец, подобно вечно зевающему богу Морфею, низвергать их на мягкие диваны
и погружать в глубокий сон... Ах! В самую сию минуту вижу необыкновенный
свет в темном моем коридоре, вижу огненные круги, которые вертятся с блеском
и с треском и, наконец, - о чудо! - являют мне твой образ, образ неописанной
красоты, неописанного величества! Очи твои сияют, как солнцы; уста твои
алеют, как заря утренняя, как вершины снежных гор при восходе дневного
светила, - ты улыбаешься, как юное творение в первый день бытия своего
улыбалось, и в восторге слышу я сладко-гремящие слова твои: "Продолжай,
любезный мой праправнук!" Так, я буду продолжать, буду; и, вооружась пером,
мужественно начертаю историю Натальи, боярской дочери. Но прежде должно мне
отдохнуть; восторг, в который привело меня явление прапрабабушки, утомил
душевные мои силы. На несколько минут кладу перо - и сии написанные строки
да будут вступлением, или предисловием.
В престольном граде славного Русского царства, в Москве белокаменной,
жил боярин Матвей Андреев, человек богатый, умный, верный слуга царский и,
по обычаю русских, великий хлебосол. Он владел многими поместьями и был не
обидчиком, а покровителем и заступником своих бедных соседей, чему в наши
просвещенные времена, может быть, не всякий поверит, но что в старину совсем
не почиталось редкостию. Царь называл его правым глазом своим, и правый глаз
никогда царя не обманывал. Когда ему надлежало разбирать важную тяжбу, он
призывал к себе в помощь боярина Матвея, и боярин Матвей, кладя чистую руку
на чистое сердце, говорил: "Сей прав (не по такому-то указу, состоявшемуся в
таком-то году, но) по моей совести; сей виноват по моей совести" - и совесть
его была всегда согласна с правдою и с совестью царскою. Дело решалось без
замедления: правый подымал на небо слезящее око благодарности, указывая
рукою на доброго государя и доброго боярина, а виноватый бежал в густые леса
сокрыть стыд свой от человеков.
Еще не можем мы умолчать об одном похвальном обыкновении боярина
Стр.1