Александр ЯКОВЛЕВ
ПОВОЛЬНИКИ
(Рассказ)
Как раз там, где речка Малыковка впадает в Волгу - на самом яру - лет
двести назад стоял кабак "Разувай".
По Волге суденышки ходили - вниз сплавом или на веслах, а вверх - бечевою,
что тащили бурлаки, или, при попутном ветре, шли Христовыми столешниками
- парусами. А на суденышках каждый бурлак знал про "Разувай".
Вниз ли судно идет, вверх ли - все равно: как завиднеется из-за белых
гор зеленый лесок малыковский, так бурлаки в один голос:
- Чаль к "Разуваю"!
А уж как причалят, дорвутся:
- Гуляй!..
И здесь спускали все: серебро и медь из кисетов, шапки, рубахи, бахилы
- все шло кабатчику. За вино хмельное, за брагу сычену, за девок за
угодливых, за жратву сытную... Пропивались вдрызг, до штанов.
И, пропившись, с хмельным туманом в голове, с горькой сивушьей отрыжкой
в горле шли бечевником дальше, тащили косоушки, баржи, прорези...
Или веслами помахивали лениво.
Потом до самой Самары или до самого Саратова вспоминали:
- Вот так погуляли! Вот это каба-ак!
Так добрая слава ходила про "Разувай" по матушке-Волге.
А держал этот кабак Ванька Боков - верховой волжанин, ругатель, сам
пьяница, роста богатырского - в плечах косая сажень с четвертью, глаза
черные, лицо выразительное, смуглое, точь-в-точь как у святого Николая,
как его рисуют на древних новгородских иконах.
Откуда он пришел - этот Ванька Боков, - никто не мог бы сказать. А
сам он загадочно молчал. Лишь по-пьянке, разгулявшись с гостями, крутнет
головой бывало, махнет широко рукою и гаркнет:
- Где ты, мое времячко!..
А Ванькины гости - бурлаки, пьяницы, голытьба, пропойцы, - по ястребиному
глянут на него и:
- Аль лучше прежде-то было?
Боков глаза в землю и, не отвечая, вдруг оглушительно, как труба, запоет
старую разбойную песню.
Гости разом почувствуют, что здесь что-то свое говорит, родное, таинственное,
разбойное, - растрогаются и спустят у кабатчика-певуна остатние
гроши.
А вот купцы и купеческие приказчики, господа приказные да их соглядатаи
- те косо поглядывали на кабак. Дурная слава между ними ходила и про
кабак, и про самого Ваньку Бокова. Говорили, будто у Ваньки были товарищи,
что жили в лесах, в оврагах, вверх по Малыковке, куда пройти - надо
тропки знать, через болота, через трясь. И с этими товарищами Ванька ночами,
а иногда и днем грабил купецкие суда. Будто умел Ванька хорошо
крикнуть:
- Сарынь на кичку!..
Да ведь на чужой роток не накинешь платок.
Правда, не всегда суда благополучно проплывали мимо "Разувая", - случалось,
что на песках, пониже Малыковки, подолгу валялись человечьи трупы,
выброшенные волжскими волнами, распухшие, синие, с разбитыми кистенем
головами.
Да кто же знает, откуда они?
А приедут приказные, - Ванька без шапки им навстречу выйдет, умильный
да нагибистый, в три погибели гнется:
- Милости просим, гости дорогие, пейте - кушайте.
Сам угодливый, - глаза постель мягкую стелят.
И пили приказные, и ели, и серебро у Ваньки брали, уже не справляясь,
награбил он его или честным путем добыл.
И все сходило Бокову с рук.
До старости Боков дожил - черная длинная борода белыми нитями засеребрилась,
погнулся он, ссыхаться стал, уже не пил с гостями - голытьбой,
не пел старых разбойных песен - чаще молился перед черной старой
иконой новгородского письма, перед ликом святителя Николая, который
чем-то, как-то напоминал самого Ваньку...
А на смену Ваньке шли молодые Боковы: Петька, Микишка, да Степка.
Такие же дубы, как тятяша, отцову тяжелую кубышку разделили они
Стр.1