Владислав Ходасевич
О ЕСЕНИНЕ
Оригинал здесь: О стихах и поэтах.
На столе у меня лежит книжка: "Сергей Есенин. Стихи и поэмы". Надо бы сказать: "Избранные
стихи и поэмы", потому что сюда вошло сравнительно лишь немногое из написанного Есениным. Однако
же -- как характерно сейчас появление этого томика и как выразительно все в нем: состав, предисловие,
даже объем, даже внешний вид!
В книжке всего 228 страниц небольшого, почти карманного формата. Издание самое скромное.
Бумага тонкая, чтобы томик вышел не толст; переплетец коричнево-серый, мышиного цвета, и на нем
всего только монограмма: С.Е. На коленкоровом корешке -- полнее: "Сергей Есенин". И ничего больше.
Какая разница по сравнению с теми изданиями, которые выходили при жизни Есенина и в первые
месяцы после его смерти! Вся книжка словно старается не бросаться в глаза, пройти сторонкой,
проскользнуть незаметно в карман читателя... У нее есть к тому основания.
Самоубийство Есенина так очевидно связано было с его разочарованием в большевицкой
революции нашло такой сильный отклик в кругах комсомола и рабочей интеллигенции, что начальство
встревожилось и велело немедленно "прекратить есенинщину". Бесчисленные портреты Есенина,
портреты его родных, знакомых и просто односельчан, виды деревни, где родился, и дома, в котором он
вырос, бесчисленные воспоминания о нем и статьи о его поэзии -- все это разом, точно по волшебству,
исчезло из советских газет и журналов. Зато появилось несколько статей, разъясняющих заблуждения
Есенина и его несозвучность эпохе. Потом о Есенине замолчали вовсе. Само имя его почти перестало
упоминаться. Распродав (а может быть, и припрятав) сочинения Есенина, Госиздат новых изданий уже
не печатал. Запретить Есенина было слишком неловко -- его приглушили.
Став полузапретным, Есенин, однако же, не стал забвенным. Его помнят и тайно любят в России
по сию пору. Издавать Есенина там сейчас дело не то чтобы нелегальное, но все же и не похвальное.
Книжка, о которой идет речь, выпущена частным издательством. Психология издателей отразилась на ее
внешности. Она вышла потому, что отвечает читательскому спросу. Но она старается не слишком
бросаться в глаза, потому что и спрос этот -- полузапретный.
Полузапретных книг много в СССР: это как раз те самые, которые читаются наиболее охотно.
Они появляются не иначе, как с казенными предисловиями, в которых изобличаются заблуждения
авторов. Предисловий этих никто, разумеется, всерьез не принимает, но они делают свое дело: вопервых,
играют роль фигового листа, во-вторых -- приносят доход авторам-коммунистам. Это род
косвенного налога или акцизного сбора: хочешь издать или прочитать не казенную книгу -- уплати
пошлину. Авторы предисловий суть служилые люди подсоветской Руси, кормящиеся за счет населения.
"Есенин не нашел в себе силы разлюбить то, что наш век велел ненавидеть... В свете грандиозных
сдвигов последних лет, определивших путь крестьянского хозяйства к социализму на основе сплошной
коллективизации, явственно обнаруживаются реакционные корни есенинского творчества. Теперь
совершенно очевидна та нелепость скороспелых попыток объявить Есенина после его смерти
"национальным" и "подлинно крестьянским" поэтом. Место Есенина не в нашей эпохе, а позади ее".
Так сказано в предисловии. Объяснять трагедию Есенина тем, что он не предвидел и не оценил
благ "сплошной коллективизации", есть, разумеется, лживая ерунда, порождение тупости и лакейства.
Но что касается "несозвучности" Есенина советской эпохе -- тут автор предисловия прав: тут он заметил
то, что все знают и без него. Именно "несозвучность" и определила всю драму Есенина. Он уверовал в
революцию, увидел в ней правду или, по крайней мере, путь к правде, связал себя с ней неразрывно -- и,
наконец, в ней разочаровался.
Друг мой, друг мой! Прозревшие вежды
Закрывает одна лишь смерть.
Когда Есенин прозрел, ему осталось лишь умереть. Его смерть потрясла великое множество
людей (особенно молодежи), переживавших в ту самую пору приблизительно то же, что пережил
Есенин. Как я говорил, правительству это потрясение показалось опасным, оно наложило на память
Есенина род запрета -- и с точки зрения своих интересов было в значительной мере право.
Стр.1