Новые маски

Стр.1

Вяч. Иванов НОВЫЕ МАСКИ Источник: Зиновьева-Аннибал Л. Д. Тридцать три урода. Роман, рассказы, эссе, пьесы. - М.: Аграф, 1999. Текст издания: Аннибал Л. Кольца. М, 1904. OCR: В. Есаулов, ноябрь 2008 г. I К к ни склонны в огромном большинстве наши современники, верша суд над делом художников, подозревать во всем новом отпад от истинного и уклон от правого, есть область художества, где мысль о желательности исканий встречает едва ли не всеобщее, частью прямое, частью симптоматически выраженное и молчаливое признание: это -- область Музы сценической. В самом деле, старая сцена почти уже не "заражает" -- и, главное, не преображает зрителя; а драма становящаяся, величайший из зачинателей которой -- Генрик Ибсен, дала намеки на возможности театра как арены целостных и проникновенных душевных переживаний и кризисов, -- как горной зоны, где вокруг собирающих тучи игол зреют и разражаются освободительные грозы духа. И с тем большею страстностью призываем этот грядущий и вожделенный театр мы, искатели, чем многозначительнее и неотвратимее представляется нам его историческая задача -- сковать звено, посредствующее между "Поэтом" и "Чернью" и соединить толпу и отлученного от нее внутреннею необходимостью художника в одном совместном праздновании и служении. II Нам, воспитавшимся на идеях Достоевского о круговой поруке всего живущего как грешного единым грехом и страдающего единым страданием, на идеях Шопенгауэра о мировой солидарности, -- на этих прозрениях в таинство всемирного распятия (по слову Гартмана) и в нравственный закон сострадания как сораспятия вселенского, -- трагическая Муза говорит всегда о целом и всеобщем, являет своих героев в аспекте извечной жертвы и осиявает частный образ космического мученичества священным литургическим венцом. С другой стороны, прозрачность вселенского значения отдельных трагических участей делает вызываемые поэтом лица масками единого всечеловеческого Я и воплощает пред ужаснувшимся в их судьбах на свой рок зрителем древнее боговещее Tat tvam asi* ("то ты еси", -"это ты сам"). Так элементы священного Действа, Жертвы и Личины, после долгих ве ков скрытого присутствия в драме снова выявляемые в ней силою созревшего в умах трагического миропостижения, мало-помалу преображают ее в Мистерию и возвращают ее к ее первоисточнику -- литургическому служению у алтаря Страдающего Бога. * Выражение из книги философского тайного учения браминов Чхан-Докья-Упанишады (ок. VIII в. до н.э.) -- указывает на единство субъекта и объекта; иногда толкуется как эквивалент христианскому императиву "Люби ближнего, как самого себя". III Исторические перерождения драмы обусловливаются раздельным раскрытием частей ее изначального состава. Восходя в своих начатках, без сомнения, к поре человеческих жертвоприношений Дионису, воспроизводивших его божественные страсти, драма была некогда только жертвенным дифирамбическим служением, и маска жертвы -- трагического героя -- только одним из обличий самого Страдающего Бога. По мере отдаления драмы от ее религиозных истоков все менее прозрачною становится маска, все определеннее дифференцируется и сгущается трагический характер. Из агонии жертвы развивается трагическое действие с его перипетиями и прагматизмом внешним и психоло

Стр.1