Вяч.Иванов. Достоевский и роман-трагедия
--------------------------------------------------------------Вяч.
Иванов. Собрание сочинений, т.4 Брюссель, 1987, сс. 401 - 444
OCR: TextShare
В круглых скобках () номер примечаний автора, помещённых после текста.
--------------------------------------------------------------Содержание
I.
Принцип формы
II. Принцип миросозерцания
Экскурс: Основной миф в романе "Бесы"
ДОСТОЕВСКИЙ И РОМАН-ТРАГЕДИЯ (1)
Достоевский кажется мне наиболее живым из всех от нас ушедших вождей и
богатырей духа. Сходят со сцены люди, которые были властителями наших дум,
или только отходят вглубь с переднего плана сцены, - и мы уже знаем, как
определилось их историческое место, какое десятилетие нашей быстро текущей
жизни, какое устремление нашей беспокойно ищущей, нашей мятущейся мысли они
выразили и воплотили. Так, Чехов кажется нам поэтом сумерек дореволюционной
поры. Немногие как бы изъяты в нашем сознании из этой ближайшей исторической
обусловленности: так возвышается над потоком времени Лев Толстой. Но часто
это значит только, что некий живой порыв завершился и откристаллизовался в
непреложную ценность, - а между нами и этим новым, зажегшимся на краю неба,
маяком легло еще большее отдаление, чем промеж нами и тем, кто накануне шел
впереди и предводил нас до последнего поворота дороги. Те, что исполнили
работу вчерашнего дня истории, в некотором смысле ближе переживаемой жизни,
чем незыблемые светочи, намечающие путь к верховным целям.
Толстой,
художник, уже только радует нас с высот надвременного Парнаса, прозрачной и
далекой обители нестареющих Муз. Еще недавно мы были потрясены уходом
Толстого из его дома и из нашего общего дома, этою торжественною и заветною
разлукою на пороге сего мира и неведомого иного,
безусловного и
безжизненного, в нашем смысле, мира, которому давно уже принадлежал он. В
нашей памяти остался лик совершившейся личности и, вместе с последним живым
заветом: "не могу молчать", некое единственное слово, слово уже не от сего
мира, о неведомом Боге и, быть может, также неведомом добре, и о цели и
ценности безусловной.
Тридцать лет тому назад умер Достоевский, а образы его искусства, эти
живые призраки, которыми он населил нашу среду, ни на пядь не отстают от
нас, не хотят удалиться в светлые обители Муз и стать предметом нашего
отчужденного и безвольного созерцания. Беспокойными скитальцами они стучатся
в наши дома в темные и в белые ночи, узнаются на улицах в сомнительных
пятнах петербургского тумана и располагаются беседовать с нами в часы
бессонницы в нашем собственном подполье. Достоевский зажег на краю горизонта
самые отдаленные маяки, почти невероятные по силе неземного блеска,
кажущиеся уже не маяками земли, а звездами неба, - а сам не отошел от нас,
остается неотступно с нами и, направляя их лучи в наше сердце, жжет нас
прикосновениями раскаленного железа. Каждой судороге нашего сердца он
отвечает: "знаю, и дальше, и больше знаю"; каждому взгляду поманившего нас
водоворота, позвавшей нас бездны он отзывается пением головокружительных
флейт глубины. И вечно стоит перед нами, с испытующим и неразгаданным
взором, неразгаданный сам, а нас разгадавший, -сумрачный и зоркий вожатый в
душевном лабиринте нашем, -вожатый и соглядатай.
Он жив среди нас, потому что от него или через него все, чем мы живем,
- и наш свет, и наше подполье. Он великий зачинатель и предопределитель
нашей культурной сложности. До него все в русской жизни, в русской мысли
было просто. Он сделал сложными нашу душу, нашу веру, наше искусство,
создал, - как "Тернер создал лондонские
туманы", - т.е. открыл, выявил,
облек в форму осуществления - начинавшуюся и еще не осознанную сложность
нашу; поставил будущему вопросы, которых до него никто не ставил, и нашептал
ответы на еще не понятые вопросы. Он как бы переместил планетную систему: он
принес нам, еще не пережившим того откровения личности, какое изживал Запад
Стр.1