В. Ф. Ходасевич
Erotopaegnia
Ходасевич В. Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т. 2. Записная книжка. Статьи о русской поэзии.
Литературная критика 1922--1939. --М.: Согласие, 1996.
OCR Бычков М. Н.
Брюсовские "Эротопегнии" были впервые отпечатаны в Москве, в 1917 году. Выпущенное без
обозначения типографии, "на правах рукописи", в количестве 305 нумерованных экземпляров, это
издание, претендующее на изящество, но, в сущности, довольно небрежное, вскоре сделалось
необходимою принадлежностью всякой снобической и нуворишской библиотеки. Болыневицкие
вельможи считали его признаком тонкого вкуса и культурного лоска. Благодаря надписи: "Издание в
продажу не поступает", "Эротопегнии" продавались очень успешно, а в голодные годы, 1918--1922-й,
принадлежали к числу тех "валютных" книг, которые без труда разменивались на муку, масло, сахар. В
1921 году, в Петербурге, я сам просуществовал на "Эротопегнии" чуть ли не целый месяц, продав их
первому петербургскому дэнди той поры: айсору, чистильщику сапог, сидевшему со своим ящиком на
углу Мойки и Невского. Уже в те времена скептики высказывали подозрение, что истинный тираж
"Эротопегнии" значительно превосходит триста пять экземпляров. Кажется, они были правы. Недаром
теперь, через пятнадцать лет после того, как издание было исчерпано, "Эротопегнии" в изобилии
появились на книжном рынке эмиграции: по-видимому, рынок советский ими перенасыщен. Как бы то ни
было, они "омолодились", заняли место среди парижских книжных новинок -- и это дает мне повод
сказать о них несколько слов.
"Эротопегнии" суть собрание эротических стихотворений латинских авторов в переводе Валерия
Брюсова. Брюсов был знатоком латинской литературы, -- не случайно над переводом "Энеиды" трудился
он много лет. Будучи по самой литературной природе своей склонен ко всякой эротике, он, разумеется, не
мог пройти мимо "отреченных", "запретных" произведений латинской Музы. Приступая к их переводу, он
оставался верен себе. Но вот, я вновь перелистываю книгу через пятнадцать лет после ее выхода, и вновь,
как тогда, мне становится как-то грустно: брюсовский труд представляется мне глубоко ненужным,
затраченная поэтом энергия -- совершенно напрасной.
В эту книгу вошли отрывки из Овидия, Петрония, Сенеки, Марциала, Пентадия, Авсония,
Клавдиана, Луксория, а также из анонимных Приапеевых песен. Как видит читатель, большинство
авторов принадлежит к числу тех, кого принято называть poetae minores. К тому же Пентадий, Авсоний,
Клавдиан и Луксорий относятся уже к эпохам упадочным. В предисловии к своим переводам Брюсов
говорит, что им избранные стихи "сохраняют до сих пор все очарование, всю силу, всю убедительность
художественных созданий". К несчастию, именно с этим мнением согласиться всего труднее.
"Эротопегнии" могут служить выразительным документом эпохи или, точнее, -- нескольких эпох,
психологически нам уже одинаково чуждых. Но как "художественные создания" все эти стихи, в том
числе (да простит меня Аполлон!) Овидиевы, -- право же, не Бог весть как художественны. Боюсь даже,
что они не художественны вовсе.
Теория словесности -- область темная и все еще недостаточно разработанная. Может быть,
окончательная ясность в ней и недостижима, -- но это уже вопрос особый. В теории словесности разница
между поэзией любовной и поэзией специфически эротической не установлена. Однако ж, на практике мы
эту разницу научились чувствовать, и нужно думать -- настанет такое время, когда чистая эротика, вместе
с чистою порнографией, будет исключена из поэтической области вовсе. В лучшем для нее случае она
будет отнесена к разряду скандированной дидактики.
Поэзия религиозна по самой своей природе. Художественно лишь то, что корнями уходит в миф,
христианский или какой угодно. Отрыв от земли всегда свойственен истинной любовной поэзии,
независимо от того, каков состав положительных верований поэта, и даже независимо от того, сознает ли
он себя человеком таких верований. Здесь культурная традиция оказывается сильнее и действеннее
прямого религиозного сознания. Вся любовная лирика христианской эпохи в той или иной степени
готична. В ней нет или почти нет чистой эротики, бескрылой, приземистой, материалистической, а потому
и неизбежно нехудожественной. Я вовсе не хочу, разумеется, сказать, что художественна только
христианская, послеготическая любовная лирика. Но я хочу сказать, что в любовном стихотворстве
латинского мира художественно лишь то, что не дидактично и не эротично в специфическом смысле этого
Стр.1