Погода стояла
бурная, ненастная; мелкий дождь падал пополам с снегом; холодный ветер гудел
протяжно в отдаленных полях и равнинах... <...> Общество составляли
всего-на-все - бедная вдова, поручица Степанида Артемьевна, проживавшая в доме
третий год в качестве "приживалки", и еще ближайшая соседка Марьи Петровны,
Софья Ивановна, или просто "Иваниха", как называли ее крестьяне. <...> В углу, подле незавешенного окна сидела особнячком Степанида Артемьевна и
вязала чулок; против нее на столике стояло все нужное для чаю. <...> Извне
слышался отдаленный гул толпы, бродившей по улице; время от времени гул этот как
будто приближался и, смешавшись внезапно с свирепым завыванием ветра и шумом
дождя, посылаемого в окна, производил такой грохот, что даже канарейка, сидевшая
нахохлившись в клетке над головою поручицы, вздрагивала, высовывала из-под
крылышка голову и начинала отряхиваться. <...> - Цыц, Розка, - говорила тогда Марья Петровна, обращаясь к собачке,
которая принималась неистово лаять, - цыц! <...> Степанида Артемьевна,
посмотрите, матушка, в окно, уж не случилось ли чего? <...> ..
Тут Марья Петровна поворачивала с беспокойством худощавое лицо свое к
окошку и крестилась с особенною выдержкою. <...> - Эх, матушка, Марья Петровна, охота же вам, право, допускать такие буйства,
- произнесла Софья Ивановна грубым голосом, соответствовавшим как нельзя лучше
ее дубовой наружности, - смотрите, когда-нибудь наживете себе беду с вашею
добротой; уж когда-нибудь да сожгут вам ваше Комково ваши же мужики! <...> ..
- Пресвятая богородица, божья матерь, святой Сергий-угодник... ох!.. моя
Анюточка покойница (царство ей небесное!) к нему прикладывалась... - простонала
жалобно хозяйка, возводя очи к потолку и принимаясь снова креститься. <...> - Да, конечно, сожгут вам деревню, - продолжала соседка, - если станете
попускать такие буйства и бесчинства; время же стоит почти всякий раз в этот день,
как нарочно, ветреное; разумеется, дело осеннее, долго ли до беды! <...> - Ох! да что ж мне делать-то <...>
Бобыль.pdf
БОБЫЛЬ
(Рассказ)
Оригинал текста находится по адресу: Машинный фонд русского языка
Суд наедет, отвечай-ка,
С ним я век не разберусь!
Пушкин.
Темная осенняя ночь давным-давно окутала сельцо Комково. Погода стояла
бурная, ненастная; мелкий дождь падал пополам с снегом; холодный ветер гудел
протяжно в отдаленных полях и равнинах... Но буря, слякоть и темнота нимало не
вредили приходскому празднику в сельце Комкове, и гулянка, которой год целый
ждали обыватели, была в полном своем разгаре. На улице толпилась тьма народу. Со
всех сторон слышались нестройные песни, восклицания, говор, хохот; правда, время от
времени их заглушал суровый голос бури, которая с ревом и свистом пробегала по
обвалившимся плетням и лачугам, но тем не менее песни и крики раздавались громче и
громче, когда ветер проносился мимо и буря на минуту стихала. Почти в каждой
избушке светились огоньки, и длинная нить их, отражавшаяся багровыми полосами в
лужах, давала знать, что и внутри домов точно так же продолжалась пирушка. Словом,
жители Комкова веселились и гуляли на славу.
Но тогда как веселье так единодушно обнаруживалось с одного конца деревни
до другого, в доме самой помещицы было что-то особенно спокойно и тихо. Распутица
ли помешала соседям съехаться по обыкновению к Марье Петровне, ненастье ли или
другое что, а только она сидела этот раз почти без гостей. Общество составляли
всего-на-все - бедная вдова, поручица Степанида Артемьевна, проживавшая в доме
третий год в качестве "приживалки", и еще ближайшая соседка Марьи Петровны,
Софья Ивановна, или просто "Иваниха", как называли ее крестьяне. Все три дамы
расположились в небольшой уютной комнатке, выходившей на улицу.
В углу, подле незавешенного окна сидела особнячком Степанида Артемьевна и
вязала чулок; против нее на столике стояло все нужное для чаю. Огромный неуклюжий
самовар из красной меди, занимавший чуть ли не половину стола, пыхтел и отдувался,
как толстяк, обремененный тяжкою ношей, в знойное время; из него валили, клубясь и
журча, густые струи серого пара, то направляясь на соседнее окно и обдавая его
крупными каплями, то вдруг обращаясь косою полосой на сальный огарок,
находившийся тут же, между чайником и чашками.
При таком неожиданном нападении со стороны соседа огарок бросал еще более
сомнительный свет на поручицу, женщину с наружностью жесткой и деревянной,
одетую, как вообще все вдовствующие поручицы-приживалки, в глубокий траур.
Другие две дамы сидели поодаль от окна, у лежанки. Красное пламя жарко топившейся
печки не только позволяло различать их лица, но даже обозначало на стене длинные,
угловатые профили собеседниц. Одна из них, хозяйка дома, была подслеповатая
маленькая старушонка с лицом кротким и добродушным, напоминавшим скорее,
однакож, безответную простоту, чем первые два качества. На ней был черный
поношенный платок, черный ситцевый капот с белыми крапинами и жиденький чепец
с темными лентами, находившимися постоянно в каком-то лихорадочном состоянии,
вопреки неподвижности самой владелицы; это происходило оттого, что головка
старухи, и без того уже слабая, приняла дурную привычку трястись с тех пор, как раз
ночью испугали Марью Петровну, объявив ей, что в Комкове загорелась баня.
Наружность Софьи Ивановны представляла самую резкую противоположность с
наружностью ее соседки. Ясно, что эти крутые багровые щеки, готовые лопнуть
каждую минуту вместе с серыми глазами навыкате, этот узенький лоб, сплюснутый
нос и темные волосы без проседи, несмотря на пятидесятый год, могли только
Стр.1