Дальнейшая история “маленького человека” – отчасти “ухудшенное” повторение, отчасти подведение итогов, отчасти полемика с предшественниками, отчасти пародирование того, что кристаллизовалось в 1810-е – 40-е годы. <...> Если иметь в виду доминанту этого характера в его “каноническом” варианте, то “маленький человек” – герой, способный идентифицировать себя лишь как Другого или, по крайней мере, в глазах Другого (представляющего, как хорошо известно со времен Ж. <...> Отсюда целый ряд характерологических следствий, к примеру – особое переживание пространства, когда герой преследуем стремлением очутиться не на “своем”, а на “другом” месте (в этом плане “маленький человек” противоположен “лишнему”, у которого как раз “своего” места нет2 Едва ли не эффектнее всего финальное “перерождение” характера “маленького человека” проявляется в творчестве раннего А. П. Чехова – великого пересмешника шаблонов (и канонов) русской литературной классики, движимого “поэтикой раздражения” (по удачному выражению Е. Д. Толстой). <...> Формула маленький человек / человечек встречается у Чехова чрезвычайно часто, Настоящая заметка представляет собой фрагмент обширного исследования по характерологии “маленько1 го человека”. <...> Возникновение лишнего человека / А. А. Фаустов, С. В. Савинков // Очерки по характерологии русской литературы. <...> 14 Чеховские тексты цит. с указанием тома и страниц по изд. <...> 2004, ¹ 2 Характер “маленького человека” в основных своих чертах складывается у К. Н. Батюшкова и, в особенности, у Н. В. Гоголя, для того чтобы у Ф. М. Достоевского достичь наибольшей степени разработанности и, по сути, быть исчерпанным1 причем употребляется она, как правило, не только и не столько в социально-психологическом смысле, сколько по своему “прямому назначению” (мера принудительности ее такова, что в “Степи” (1888) дважды повторяется сравнение, проецирующее эту формулу на неживой мир, – ветряная мельница, которая “…похожа <...>