378 тихо, совсем беззвучно, мелкими выстраданными слезами, прижимая к груди мертвого ребенка». <...> Немногими сжатыми строками, иногда с тонким юмором, звучащим смехом сквозь слезы, сумел Виктор Робсман нарисовать широкие полотна поистине эпических бедствий, беспросветной нужды и страданий, которые принес России коммунизм. <...> В том же рассказе «Весенняя посевная» есть такие строки: «Утром нас увезли в Смелу на сахарный завод. <...> Мужики нам завидовали, точно мы ехали на курорт. <...> Там люди жили сытнее и удобнее, получали хорошие пайки, в выходные дни мылись мылом в общественной бане, стариков и детей брили наголо, чтобы не вшивели, и клопов там тоже было меньше». <...> Так же в немногих строках, в запоминающемся художественном образе, показывает Виктор Робсман отношение народа к власти как к враждебному началу, от которого — добра не дождешься: «Маленький бритый мужичок, весь в заплатах, вез меня по плохой дороге в село Скелетово (на Мелитопольщине), превращенное большевиками в колхоз имени Октября. <...> Всю дорогу я объяснял упрямому мужику, что еду я по делам службы, а не по своей доброй воле, что я журналист и никого не приговариваю к расстрелу, но он во всем сомневался и ничему не верил». <...> Выдержка эта взята из рассказа «Голодная смерть», который кончается потрясающими в своей простоте и лаконичности словами, описывающими смерть девочки, умершей от голода: «Умирала она тяжело, в страшных муЗАМЕТКИ О КНИГАХ И ЖУРНАЛАХ ках, катаясь по полу, призывая на помощь Бога». <...> После советского царства тьмы и нищеты, вырвавшемуся из этого «царства», даже Иран кажется полным благополучия и покоя, главное покоя и тишины, которых не знает человек в царстве тьмы. <...> С симпатией и теплым юмором, свойственным ему, говорит Виктор Робсман об Иране и иранцах. <...> Вот казарма пограничного поста (очерк «Побег»), где придется провести беглецам первую ночь. <...> Вот сам начальник поста, который был «человеком вполне смирным, даже я бы сказал добрым и отзывчивым <...>