“Сон в летнюю ночь” он выпустил к концу третьего сезона осиротевшего театра, третьего сезона драматических поисков своего пути, проб и ошибок (одно из важнейших понятий в лексиконе Петра Наумовича, поощрявшего своих актеров на пробы и так ценившего ошибки — мощный стимул движения к недоступному совершенству). <...> Но меньше всего этот спектакль хочется называть эпигонским — в нем проступает именно эстетическое родство, переданное через поколение, из рук в руки, от “старичков” (которые, впрочем, не так давно разменяли пятый десяток) к стажерам, которые не так уж много и работали с Петром Фоменко. <...> Заслуженные “фоменки” — Карэн Бадалов в роли Тезея и Галина Тюнина в роли Ипполиты открывают спектакль, стоя на котурнах — давно и справедливо заслуженной славы, которая, ах, право, бывает утомительна. <...> И там, и там Карэн Бадалов и Галина Тюнина играют любовь, зашедшую в тупик — возможно, будущее тех юных пар, что до изнеможения гоняются сейчас друг за другом по афинскому лесу. <...> Третий сюжет — про афинских ремесленников, решивших разыграть “прежалостную комедию о Приаме и Фисбе” “у нюниной гробницы” — в основном отдан “старичкам”: Кириллу Пирогову, Андрею Казакову, Рустэму Юскаеву, Олегу Ниряну, Никите Тюнину, Степану Пьянкову — давно люди театра не шутили над собой так остроумно и честно. <...> Совсем не случайно было выбрано и название романа—в ролиМефистофеля блистал на сцене Театра на Жандарменмаркт в сезон 1931—1932 года Густаф Грюндгенс, в прошлом близкий друг и деверь Клауса Манна, Мефистофель был ролью его жизни, к которой он годами стремился и с которой не расставался вплоть до окончательного ухода из театра в 1963 году (стоит добавить, что в этой роли Грюндгенса впервые заметил Герман Геринг, высоко оценивший его талант и впоследствии внесший свою лепту в запутанную историю взаимоотношений художника и власти — уже непосредственно в жизни). <...> Из всей насыщенной драматическими перипетиями человеческой <...>