Из газеты "Гласный суд"
<О романе "Преступление и наказание">
Критика 60-х годов XIX века / Сост., преамбулы и примеч. Л. И. Соболева. -- М., ООО
"Издательство Астрель": ООО "Издательства АСТ", 2003. (Библиотека русской критики)
OCR Бычков М. Н.
Так как всему на свете есть конец, то, на этом основании, и бесконечный, по-видимому, роман
Достоевского "Преступление и наказание" -- тоже окончился.
Начало этого романа наделало много шуму, в особенности в провинции, где все подобного рода
вещи принимаются, от скуки, как-то ближе к сердцу. Главнейшим образом заинтересовала всех не
литературная сторона романа, а, так сказать, тенденциозная: вот, мол, студент ведь старуху-то зарезал,
следовательно, тут-тово, что-нибудь да не даром!1 А тут, как раз кстати, появилась и известная
рецензия в "Современнике", которая, надобно правду сказать, много дала "Русскому вестнику" новых
читателей2. О новом романе говорили даже шепотом, как о чем-то таком, о чем вслух говорить не
следует. Даже уездные барыни и барышни, которых, по-видимому, исключительно только занимали
стуколка да рамс3, -- и те пустились толковать о новом романе. С этого именно времени научное слово
"анализ" получило право гражданства в провинциальном обществе, которое прежде его совсем не
употребляло, -- и новое слово, как видно, пришлось по вкусу. Только, бывало, и слышишь толки: ах,
какой глубокий анализ! Удивительный анализ!.. О, да! -- подхватывала другая барыня, у которой и самой
уже возбудилось желание пустить в дело это новое словечко, -- анализ действительно глубокий, но
только знаете ли что? -- прибавляла она таинственно, -- говорят, анализ-то потому и вышел очень
тонкий, что сочинитель сам был... при этом дама наклонялась к уху своей удивленной слушательницы...
Неужели?.. Ну да, зарезал, говорят, или что-то вроде этого...
Как бы то ни было, а роман Достоевского, наделавший столько шуму и хлопот, окончен, так что
теперь самая пора сказать о нем что-нибудь, как о покойнике, оставившем после себя память, если
только не придерживаться известной латинской поговорки, по которой про мертвых дозволяется
говорить одно хорошее или же просто молчать4.
По прочтении "Преступления и наказания" невольно является вопрос: что это такое? Роман это
или просто психологическое исследование, изложенное в общедоступной форме? В одном только случае
произведение это можно назвать романом, если смотреть на главное действующее лицо, на
Раскольникова, как на тип, т. е. как на воплощение какого-нибудь определенного направления,
усвоенного обществом, или хотя более или менее значительною частью этого общества. Надобно правду
сказать: если даже автор в лице Раскольникова и действительно хотел воссоздать новый тип, -- то
попытка эта ему не удалась. У него герой вышел -- просто-напросто сумасшедший человек, или, скорее,
белогорячечный, который хотя и поступает как будто сознательно, но, в сущности, действует в бреду,
потому что в эти моменты ему представляется все в ином виде. С первого раза действительно кажется,
что анализ нравственного состояния преступника до совершения и после совершения убийства
произведен автором очень верно, -- но это только так кажется, и притом на первых только порах. У
Раскольникова -- все признаки белой горячки; ему только все кажется; действует он совершенно
случайно, в бреду. Не уходи дворник из дому и не попадись Раскольникову на глаза топор, -- он, быть
может, просто бы побежал вдоль по каналу и бултыхнулся бы с какого-нибудь моста в воду, как это
нередко делают белогорячечные. Топор дворника является во всей этой истории более самостоятельным
лицом, чем сам Раскольников. Таких господ, как Раскольников, обыкновенно отправляют в больницу,
боясь держать на квартире, и -- случись это в действительности -- с ним бы так и поступили; но тогда не
явился бы и роман г. Достоевского, в способностях которого к тонкому анализу я сильно сомневаюсь:
сочинить, разумеется, все можно; Евгений Сю5 и Дюма -- и не такие вещи сочиняли!
Мне кажется, что со времени открытия новых судебных учреждений все эти уголовные повести и
романы, которыми так богата наша литература последних годов, -- прекратятся сами собою, потому что
несравненно поучительнее читать подлинные процессы, нежели испорченные из них извлечения,
подобранные сообразно с извращенными вкусами авторов. Возьмите, например, процесс купеческого
сына Мазурина, хладнокровно поливающего, в течение нескольких месяцев, труп убитого им человека
ждановской жидкостью для очищения воздуха; преступника, у которого недостало даже соображения и
Стр.1