Г. В. Старостина
Роман Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" и статья Ф. И. Буслаева "Повесть о горе и
злочастии, как Горе-злочастие довело молодца во иноческий чин"
(Средневековые жанры в структуре романа)
Русская литература, No 3, 2004
OCR Бычков М. Н.
Воздействие жанров древнерусской литературы и культуры на структуру произведений
Достоевского связано с самим существом творческого метода писателя, открывающего в сиюминутной
действительности вечный смысл. В. Е. Ветловская давно заметила, что Достоевский часто брал древние
источники "не из первых рук... а из современных ему изданий, статей знатоков и специалистов, чьи
концепции так или иначе отражались в его сознании и, преображенные или нет, затем отзывались в его
художественной работе". {Ветловская В. Е. Достоевский // Русская литература и фольклор. Вторая
половина XIX века. Л., 1982. С. 59.} Попробуем расширить круг "поистине необъятного материала",
отражающего "взаимодействие художественной литературы и историко-филологической науки во второй
половине XIX века". {Лотман Л. М. Русская историко-филологическая наука и художественная
литература второй половины XIX века (взаимодействие и развитие) // Русская литература. 1996. No 1. С.
43.} Сопоставим роман Достоевского "Преступление и наказание" со статьей Ф. И. Буслаева "Повесть о
Горе и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во иноческий чин". {Буслаев Ф. И. Повесть о Горе
и Злочастии, как Горе-Злочастие довело молодца во иноческий чин // Буслаев Ф. И. О литературе.
Исследования. Статьи.М., 1990. С. 164--260. Далее ссылки в тексте.}
Исследование ученого было написано в 1856 году, через несколько недель после открытия А.
Пыпиным памятника XVII века, и сразу же напечатано в недавно начавшем издаваться "Русском
вестнике" (т. IV, кн. 1--2), где через десять лет увидит свет и роман. Достоевский был прекрасно знаком с
содержанием нового журнала. Так, в 1861 году, не принимая "ограниченную самонадеянность" этого
издания, изменение направления и полемизируя с М. Н. Катковым, он вспоминал именно о первых
номерах: "Мы сами, пять лет тому назад, встретили ваш журнал с радостью и надеждами... <...> Помню я
это время, помню! Надо отдать справедливость... он и теперь, по некоторым отделам своим, один из
самых лучших наших журналов". {Достоевский Ф.М. Ответ "Русскому вестнику" // Достоевский Ф. М.
Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1979. Т. 19. С. 121. Далее ссылки на это издание в тексте с указанием тома и
страницы.}
Приступив к работе над повестью "Пьяненькие", изображавшей порок пьянства и "все его
разветвления", {Из письма Ф. М. Достоевского А. А. Краевскому от 8 июня 1856 года (7, 309).} затем
создавая образ "чиновника с бутылкой" в "Преступлении и наказании", Достоевский не мог не думать об
исторических корнях российского пьянства. Внимание писателя могла привлечь статья Буслаева, где
"Повесть о Горе и Злочастии" исследовалась в контексте средневековой литературы, обличавшей
"пьянство с его пагубными последствиями" (с. 172). Ученый обращал внимание на двойственную оценку в
средневековых текстах "старинного порока, в течение столетий укоренявшегося" (с. 172). Прежде всего в
жанрах поучения, слова, проповеди "благочестивые просветители" порицали пьянство как "веселье
язычников", поэтому они связывали его с двоеверием русских, "принявших христианство, но не
покинувших язычества" (с. 173). Отголоски тем и мотивов памятников, осуждавших пьянство как
чувственную "забаву" "полуязыческого варварства", звучат в монологах Мармеладова, с их
"наклонностью к витиеватой речи" (6, 13).
Аскетическая строгость "учительной литературы", сравнение пьяницы с "бессловесными зверями
и скотами, не ведающими Бога", {"Слово некоего старца о подвизе душевном и пьянстве" (с. 174).}
слышатся в самоосуждении нищего и страдающего героя, ищущего в пьянстве "скорби и слез": "...не
можете ли вы, а осмелитесь ли вы, взирая в сей час на меня, сказать утвердительно, что я не свинья?" (6,
14); "Ну-с, я пусть свинья, а она дама! Я звериный образ имею..." (6, 14); "...такова уже черта моя. А я
прирожденный скот!" (6, 15). Это самообличение подобно суровой позиции автора "Слова некоего старца
о подвизе душевном и пьянстве": "Двоякое бывает пьянство. Одно пьянство даже хвалят многие, говоря:
то не пьяница, коли упивается да ляжет спать; а то пьяница, когда толчется, и бьет, и ссорится и ругается.
Я же покушаюсь указать, что и кроткий, когда упивается, согрешает, хотя бы и спать лег; и
недоумеваю, к чему его приравнять! Скотиной ли его назову, но и того он скотее; зверем ли его назову,
но и того он зверее и неразумнее" (с. 175. Здесь и далее курсив мой. -- Г. С.).
Стр.1