Отмечаются преемственность старой бюрократии и новых послереволюционных институций, влияние идеологии «государственного интереса», родившейся до революции, и послереволюционным развитием бюрократической машины. <...> Дух сектантства, свойственный бюрократии, оказал заметное влияние на дальнейшее развитии государстсвенности, на расширение претензий, бюрократии, выходящих из области государственного управления в сферу политической власти в национальном и глобальном масштабах. <...> Бюрократ неотделим от государственной машины, он — часть составляющей ее субстанции. <...> Суверен же, принимающий решения, является для нее абсолютом, но смена суверена для бюрократии — только «технический перерыв»: аппарат нейтрален в том смысле, что не должен позволять себе каких-либо личных предпочтений и эмоций, в идеале у него не может быть также и политических амбиций. <...> Однако история демонстрирует один момент, когда бюрократия, воспринимаемая как организм (а не машина), вдруг неожиданно преображается, посягая даже на место своего прежнего суверена. <...> Абсолютистский бюрократизм был уверен, что правительство и верховная власть одно и то же, одновременно противопоставляя самоуправление и бюрократию и доказывая при этом, что самодержавие и самоуправление принципиально несовместимы друг с другом: «Только при условии однородности начал и устройстве высших и низших инстанций, центральных и местных органов, получается действительное единство управления, государство является действительным хозяином», а местное самоуправление недопустимо в принципе1 В качестве же «проекта» бюрократия не нуждается в самоуправлении, ее принцип — цент рализация, ее заботит не гибкость системы, а ее устойчивость и эффективность. <...> В такой «сословной» системе управления суверен разделяет свое господство со своей «аристократией». <...> Открытое изъятие этих средств как раз и осуществляет революция, в которой на место поставленного суверена <...>