Виктор Ерофеев
ПОЭТИКА ДОБЫЧИНА,
или АНАЛИЗ ЗАБЫТОГО ТВОРЧЕСТВА
Из книги "В лабиринте проклятых вопросов",
"Советский писатель",М. 1990
Оригинал здесь: Аптечка библиомана
Подавляющее большинство литературных текстов, написанных в разных странах, в разных
жанрах, в разные эпохи, обречено на забвение. Историю литературы, однако, представляет не это
огромное кладбище, а сравнительно небольшое количество произведений, которые оказались
жизнеспособными, смогли пережить свое время. Каковы принципы естественного литературного отбора?
Забывается прежде всего то, что не соответствует природе литературного творчества. Талант
писателя определяется значимостью его литературных открытии. Бессмертно то, что не повторяет и
неповторимо. Природа литературы не терпит вторичности.
Писатель создает свой образ реального мира, не удовлетворяясь чужим представлением о
действительности. Чем больше этот образ отражает сущность, а не видимость явлений, чем глубже
проникает писатель в первоосновы бытия, чем точнее выражена в его творчестве их имманентная
конфликтность, являющаяся парадигмой подлинного литературного "конфликта", тем более
долговечным оказывается произведение.
"Широк человек, я бы сузил" -- эти известные слова Дмитрия Карамазова также позволяют
провести границу между долговечной и недолговечной литературой. Литературное произведение,
желающее сузить человека в его измерениях -- социальном, биологическом, экзистенциальном,
метафизическом -- для достижения какой-либо ограниченной цели, для "удобства" его изображения, рано
или поздно начинает ветшать. Напротив, великая литература остается верна идее разомкнутости,
открытости, широты человеческой структуры. В число забытых произведений попадают вещи, которые
редуцируют представление о мире и человеке. Это вовсе не значит, что произведение призвано отразить
целостную картину действительности. Просто в "частной истине" произведения должна быть
сопряженность с универсальным смыслом. Как достигается такая сопряженность, другой вопрос.
Итак, основной принцип старения литературного текста связан с редукцией. Вместе, с тем
манифесты любой литературной школы ограничительны. Историки литературы давно убедились в том,
что соответствие литературного текста теоретической декларации направления, как правило, наносит
тексту большой урон.
Нет сомнения в том, что главным виновником старения текста является его автор. Оставим в
стороне разговор об откровенно слабых текстах, написанных беспомощной, в смысле литературного
дара, рукой. Ограниченность литературных способностей толкает автора на создание произведений
"второго ряда", произведений подражательных, эпигонских, копирующих известные образцы. Все они
подлежат забвению, но, включенные в литературный процесс эпохи, могут сыграть полезную роль
источников утилитарных знаний о своем времени, нравах. Более того, они подчас необходимы своим
негативным примером. Вообще роль негативного примера в литературе более значительна, чем обычно
думается. Великий положительный образец, бывает, сковывает творческую энергию писателя нового
поколения благодаря своей совершенности: направляет его на путь простодушного, восторженного
подражательства. Негативный пример многих забытых произведений, над которыми смеялись или
которыми возмущались современники,-- прекрасный материал пародии, переосмысления, литературной
игры. Вот почему совсем неоднозначна роль забытого произведения в мировой литературе, вот почему
даже самое вздорное, вызывающе глупое произведение может оказать благоприятное воздействие на
развитие литературы, больше того, в историческом смысле оно может оказаться "полезнее"
посредственного произведения. Крайности невежества, псевдотворческого тщеславия порождают
"гротескные" вещи, которые забываются, но их негативный эффект сохраняется, их отраженный свет
остается в пародиях на них, которые мы встречаем (не всегда осознанно) в произведениях, оставшихся на
века. Достаточно вспомнить хотя бы Булгарина.
Окарикатуривая традицию, эпигонство невольно свидетельствует о ее "слабых" местах, создает
тот самый литературный контекст, который толкает истинного художника на то, чтобы выломиться из
традиции, найти новую точку опоры. Так, посредственные рыцарские романы, ныне прочно забытые,
породили идею сервантесовского "Дон Кихота".
Стр.1