Г. Петров ЗАБЫТЫЕ ЮБИЛЕИ Мы мало, слишком мало отмечаем наши юбилеи. <...> Ведь время наше — время поминовения прежде отошедших отцов и братий наших. <...> И другое: ведь всякий юбилей, всякая годовщина — вольное или невольное поминовение, а часто ли мы прикасаемся к нашей народной славе? <...> Батюшков для него не умер: он разговаривает с вологодским Анакреоном запросто: «ни на минуту не веря в разлуку», и. встретясь с поэтом на прогулке, — В светлой перчатке холодную руку Я с лихорадочной завистью жму, — рассказывает нам Мандельштам. <...> Но и для Мандельштама Батюшков — «нежный», он «словно гуляка с волшебною тростью». <...> Что за чудотворец этот Батюшков», записывал Пушкин, и доказывал, что для выработки русского поэтического языка Батюшков сделал то же, что Петрарка сделал для итальянского языка. <...> ЗАБЫТЫЕ ЮБИЛЕИ 183 Большой поэт нашего сегодня — Мандельштам, вторит через столетие Пушкину, посвящая Батюшкову одно из своих последних стихотворений, последних, увидевших свет: — Ни у кого — этих звуков изгибы . <...> Европейская культура гуманиста- Батюшкова — прямая предшественница пушкинской культуры и любознательности. <...> Есть наслаждение и в дикости лесов, Есть радость на приморском бреге, И есть гармония в. сем говоре валов, Дробящихся в пустынном бете. <...> И за мудрым звучанием его стихов «виноградного мяса» вы увидите умную и страдающую Душу подлинного поэта: ЗАБЫТЫЕ ЮБИЛЕИ О, память сердца! ты сильней Рассудка памяти печальной И часто сладостью своей Меня в стране пленяешь дальной. <...> . Ну, а великая нутряная традиция русской литературы — от былин и сказок, житий и «Слова о потку Игореве», Аввакума и «Поморских ответов» — через Державина, Батюшкова. <...> Аполлон Григорьев; затем — отчасти Мей, Вельтман; наконец — недооцененный еще Эртель и великий сказитель Лесков. <...> Традиция великолепного русского дворянского языка мемуаров конца XVIII и начала XIX вв.; народный сказ — сказочный, песенный, бьгвальщинный; ггветники и вертограды рукописные <...>