-ОВИ/-ЕВИ В ДРЕВНЕРУССКОМ O-СКЛОНЕНИИ К 50-летию А. А. Гиппиуса Окончание -ови/-еви в дательном падеже единственного числа у слов мужского рода, заимствованное в славянское (j)o-склонение существительных из ŭ-склонения, чаще всего рассматривают как показатель категории лица ([Diels 1932: 155; Вайан 1952: 113; Vaillant 1958: 124], см. недавно [Igartua 2005: 518—524], там же литература). <...> Такая трактовка применительно к древнерусскому языку была оспорена В. Б. Крысько [1994: 56— 58], который указал на большое число неодушевленных существительных, зафиксированных в памятниках древнерусской письменности с окончанием -ови/-еви. <...> По словам С. И. Иорданиди, автора соответствующего раздела «Древнерусской грамматики XII—XIII вв. <...> » [Грамматика 1995: 176, 192, 293], «материалы не подтверждают традиционное мнение о том, что флексия -ови выступает как показатель значения лица», хотя в новгородских берестяных грамотах и Новгородской I летописи флексия -ови/-еви «связана… с личными именами и существительными лица». <...> Распространение обсуждаемой флексии в o-склонении объясняют тенденцией к объединению парадигм существительных, принадлежащих к одному грамматическому роду [Селищев 1952: 93]. <...> М. В. Шульга [2003: 75—78] подчеркивает, что проникновение флексии -ови/-еви в o-склонение нужно рассматривать не изолированно, а в рамках процесса унификации парадигм o- и ŭ-склонения, в результате которого распространение получили флексии ŭ-склонения, маркированные в отношении грамматического рода, поскольку на протяжении древнерусского периода категория рода усиливала свои морфологические позиции. <...> Однако признание фактора родовой унификации, как кажется, не объясняет всех особенностей функционирования окончания -ови/-еви у слов о-склонения в древнерусских памятниках1 . <...> Вайан [1952: 113] заметил, что окончание -ови/-еви у слов о-склонения в старославянском чаще всего встречается в именах собственных и заимствованиях (все имена собственные в переводных памятниках тоже являются заимствованиями <...>