А потом слова как-то уплывали из памяти, звучал лишь напев,
но на углу Большого проспекта опять вспомнилось: "И живот даяй, смерть
умертви, Адама воскресивый... <...> - Премудрость, прости, - шептала Наташа с умилением и даже не
старалась понять, что это значит. <...> Наташа твердо знает, что, когда дьякон скажет торжественные слова, хор
полетит, точно на крыльях ангельских, и прозрачные голоса запоют неземную
песнь. <...> Наташа стояла на коленях, забыв обо
всем: у нее кружилась голова от счастья. <...> Когда она пришла домой, матери и
братишки не было, и за столом сидел вотчим: и по тому, как он неловко
уперся локтем на стол, Наташа догадалась, что вотчим пьян. <...> - И не дожидаясь
ответа, вотчим сам полез к ней за перегородку. <...> Наконец, Наташа, неловко ударив вотчима по лицу локтем, вывернулась
из-под него и без накидки, в одном платке, побежала к тетке. <...> Весенняя белая ночь пахнула на Наташу теплою влагой, и пока Наташа
торопливо шла к дому тетки, ей все казалось, что в небе кто-то поет "Свете
тихий" высоким ладом, как мальчики-певчие. <...> А в доме тетки уже все спали, только сама тетка стояла у комода, в
ночной кофте, простоволосая, считала дневную выручку. <...> Рано утром, перед тем как идти в табачную лавочку, тетка Серафима
говорила Наташе нараспев:
- И там, милая, люди счастье себе находят. <...> Дарья Ивановна, слава Тебе
Господи, живет теперь барыней, а была такой же девчонкой, как ты, бегала по
лужам босоногая. <...> Наташа осунулась и побледнела за эту ночь, глаза У нее были печальные
и строгие, и жалко было смотреть на ее тоненькую фигурку в нескладном
черном платьице. <...> По стенам висели бумажные веера и олеографии с голыми женщинами, на
тумбе стоял гипсовый амур, пахло чем-то приторным и сладким. <...> - Она у вас миленькая, - сказала Дарья Ивановна и притянула к себе
Наташу, - худа только, щупленькая. <...> К обеду пришла Катюша, совсем молоденькая, с припухшими губами и
утомленными влажными глазами. <...> - Это от симпатии моей, - сказала Катюша и поставила на стол букетик
из ландышей <...>
Парадиз.pdf
Георгий Чулков. Парадиз
---------------------------------------------------------------------------Оригинал
здесь: Серебряного века силуэт...
Дополнительная правка: В. Есаулов, июль 2004 г.
--------------------------------------------------------------------------Александру
Блоку
I
В тот, памятный для Наташи, вечер шла она от всенощной из церкви
Успения. И нельзя было понять, радость или печаль на сердце. Хотелось
тишины, и любви.
В сердце еще пел хор: "Се бо Эммануил грехи наши на кресте
пригвозди..." А потом слова как-то уплывали из памяти, звучал лишь напев,
но на углу Большого проспекта опять вспомнилось: "И живот даяй, смерть
умертви, Адама воскресивый..." {1}
Смерть умертви!.. Хорошо", - думала Наташа, чуть не плача.
- Премудрость, прости, - шептала Наташа с умилением и даже не
старалась понять, что это значит. Пусть. Все равно.
Наташа твердо знает, что, когда дьякон скажет торжественные слова, хор
полетит, точно на крыльях ангельских, и прозрачные голоса запоют неземную
песнь.
И в тот вечер пелась эта песня. Наташа стояла на коленях, забыв обо
всем: у нее кружилась голова от счастья. Когда она пришла домой, матери и
братишки не было, и за столом сидел вотчим: и по тому, как он неловко
уперся локтем на стол, Наташа догадалась, что вотчим пьян.
- А здрасьте, Клеопатра {2} наша! - сказал вотчим. Здрасьте, царица
египетская... Важность - фу-ты, ну-ты. А позвольте спросить, откуда спесь.
Я ли тебе не как отец родной?
Наташа ничего не ответила и пошла к себе за перегородку.
- Наташка! Чего ломаешься! Тебе говорят: поди сюда. - И не дожидаясь
ответа, вотчим сам полез к ней за перегородку.
- Прочь подите. Матушке скажу, - бормотала Наташа, отбиваясь от пьяных
и похотливых рук, которые валили ее на постель.
От вотчима горько пахло пивом, и было противно и трудно бороться с
этим большим, пьяным, волосатым человеком.
Наконец, Наташа, неловко ударив
из-под него и без накидки, в одном платке, побежала к тетке.
Весенняя белая ночь пахнула на
вотчима по лицу локтем, вывернулась
Наташу теплою влагой, и пока Наташа
торопливо шла к дому тетки, ей все казалось, что в небе кто-то поет "Свете
тихий" высоким ладом, как мальчики-певчие.
А в доме тетки уже все спали, только сама тетка стояла у комода, в
ночной кофте, простоволосая, считала дневную выручку. Наташу расспрашивать
не стала. Догадалась, в чем дело. Молча указала на сундук и дала подушку.
Рано утром, перед тем как идти в табачную лавочку, тетка Серафима
говорила Наташе нараспев:
- И там, милая, люди счастье себе находят. Дарья Ивановна, слава Тебе
Господи, живет теперь барыней, а была такой же девчонкой, как ты, бегала по
лужам босоногая. Ужо сведу тебя к ней, небось, возьмет: она мне тем боль
кума.
Наташа осунулась и побледнела за эту ночь, глаза У нее были печальные
и строгие, и жалко было смотреть на ее тоненькую фигурку в нескладном
черном платьице. Наташа едва слушала тетку и тихо бормотала:
- Мне все равно, тетушка. Все равно.
Когда после обеда пришли к Дарье Ивановне, у нее сидел гость - молодой
человек, белокурый, завитой, в модной паре.
- Значит, мы на вас надеемся, - говорил он, покручивая усики, - заедем
за Катюшей на автомобиле в одиннадцать.
Молодой человек простился и ушел, и было слышно, как в коридоре он
Стр.1