Н. Г. Чернышевского
В изъявление признательности
Письмо к г. З<ари>ну
Н. Г. Чернышевского. Литературная критика в двух томах
Т. 2. Статьи и рецензии 1856-1862 годов
М., "Художественная литература", 1981
Подготовка текста и примечания Г. Н. Антоновой,Ю. Н. Борисова, А. А. Демченко, А. А.Жук, В.
В. Прозорова
OCR Бычков М. Н.
Прочитав статью вашу в январской книжке "Библиотеки для чтения", хотел я, милостивый
государь, просить у вас свидания, чтобы в частном разговоре раскрыть вам глаза на неловкость,
сделанную вами в этой статье. Но скоро я передумал: вы отличились публично; стало быть, публично
надобно и показать вам, как вы отличились.
Вы имеете на деятельность Добролюбова взгляд, различный от нашего; это еще не заставило бы
меня входить с вами в прения: ваше мнение не так важно, чтобы кому-нибудь стоило обращать на него
внимание. Но есть в вашей статье несколько строк, претендующих определить мое отношение к
Добролюбову, с похвальными эпитетами мне. Вы хотите засвидетельствовать для истории литературы
факт, который был бы очень почетен для меня; если я оставлю ваши слова без ответа, то должно
показаться, что я без возражений принимаю их за правду. Такую роль я не могу взять на себя.
На страницах 38 и 39 вашей статьи вы говорите, что в литературном кругу, к которому
принадлежал Добролюбов, был человек, более его замечательный по дарованиям; этого человека вы
почитаете учителем Добролюбова; вы приписываете этому человеку энергию убеждепий, гораздо
большую той, какую находите в Добролюбове1. На 34 стр. вы о том же человеке говорите: "мы
совершенно искренно уважаем некоторых из друзей покойного -бова, в особенности одного, о
лицемерном непризнавании заслуг которого мы, кажется, первые сказали, что оно переступило меру".
Очевидно, что вы тут упоминаете статью обо мне, помещенную в одной из осенних книжек вашего
журнала за прошлый год2. Очевидно, что под человеком, который был учителем Добролюбова,
превосходил его талантом и энергиею, вы разумеете меня. Это принуждает меня разъяснить вам мои
отношения к развитию образа мыслей Добролюбова, сказать, как представляется мне самому отношение
моих сил к силам его и какая разница действительно существует, по степени энергии, между мною и им.
Учителем Добролюбова я не мог быть, во-первых, уже и потому, что не был его учителем никто
из людей, писавших по-русски. Довольно много пользы принесли ему статьи Белинского и других людей
того литературного круга3. Но не под их главным влиянием сложился его образ мыслей. Поступив в
Педагогический институт летом 1853 года, он скоро привык читать книги по-французски, а с немецкими
книгами начал знакомиться еще до поступления в институт. Если же даровитый человек в решительные
для своего развития годы читает книги наших общих западных великих учителей4, то книги и статьи,
писанные по-русски, могут ему нравиться, могут восхищать его (как и Добролюбов восхищался тогда
некоторыми вещами, писанными по-русски)5, но ни в каком случае не могут уже они служить для него
важнейшим источником тех знаний и понятий, которые почерпает он из чтения6. Что же касается
влияния моих статей на Добролюбова, этого влияния не могло быть даже и в той, не очень значительной
степени, какую могли иметь статьи Белинского. Я не имел тогда важного влияния в литературе. В
доказательство сошлюсь на "Современник" 1855 и 1856 гг. Пересмотрев эти годы журнала, вы увидите
незначительность и неопределенность тогдашней моей роли7. Когда же это успел я до появления
Добролюбова в литературе приобрести такой заметный голос в ней, чтобы могли тогда быть у меня
ученики? Ведь Добролюбов начал помещать статьи в "Современнике" с половины того же 1856 года8.
Для человека сообразительного было бы довольно фактов, отпечатанных курсивными и
заглавными шрифтами в оглавлениях тогдашнего "Современника". Но для вас, милостивый государь,
быть может, мало иметь факты, к которым самому надобно прилагать некоторое соображение; быть
может, вам необходимы готовые, пережеванные заключения. Вы могли бы слышать их от каждого,
Стр.1