Н. Г. Чернышевский
Роман и повести М. Авдеева, два тома, СПб., 1853
Н. Г. Чернышевский. Литературная критика. В двух томах. Том 1.
М., "Художественная литература", 1981
Подготовка текста и примечания Т. А. Акимовой, Г. Н. Антоновой, А. А. Демченко, А. А. Жук, В.
В. Прозорова
OCR Бычков М. Н.
Господин Авдеев -- милый, приятный рассказчик. Его повести не оставлялись неразрезанными в
книжках журналов: это много значит. И если бы какой-нибудь господин, вследствие мудрого правила не
читать ничего в ужас или скуку приводящего, редко заглядывающий в русские книги, спросил нас,
раскается ли он, прочитав "Роман и повести" господина Авдеева, мы поручились бы ему головою, что не
раскается,-- поручились бы даже, что он прочитает их с удовольствием. Но если б он был так неделикатен
в выражениях, что предложил бы нам свой вопрос в отрицательной форме: "должен ли я жалеть, что не
читал повестей и романа г. Авдеева, и необходимо ли мне загладить свой проступок?", то... мы не знаем,
что бы мы сказали ему.
Отчего же мы не знаем наверное, что бы мы сказали? оттого, что г. Авдеев -- полная честь ему за
это -- хороший, очень хороший рассказчик; но... но мы не знаем, может ли найтись в его "Романе и
повестях" что-нибудь хорошего, кроме того, что рассказаны они хорошо.
Говорят, будто бы достоинство платья зависит единственно от того, хорошо ли, изящно ли оно
сделано; но говорят иногда и то, что как бы ни изящно сделано было платье, а все-таки не годится оно,
если сделано из поношенной материи или сделано не по мерке. Мы боимся, чтобы последнее замечание
не было приложимо к произведениям г. Авдеева, которые субтильным изяществом напоминают
произведения модного искусства: написаны они хорошо; но в романе нет свежести, он сшит из
поношенных лоскутков, а повести не приходятся по мерке нашего века, готового примириться скорее с
недостатками формы, нежели с недостатком содержания, с отсутствием мысли. Мы боимся, что строгие
люди скажут: в чем нет мысли, до того нам нет и дела. Впрочем, мало ли что могут сказать строгие люди!
их нечего слушать; лучше посмотрим, что нам должно сказать о романе и повестях одного из любимых
наших беллетристов.
Когда явились первые части "Тамарина" ("Варинька" и "Записки Тамарина"), которыми
дебютировал г. Авдеев1, все в один голос сказали, что это буквальное подражание "Герою нашего
времени"; многие сказали еще, что в этом подражании, как и во всех буквальных подражаниях, искажен
дух, смысл подлинника; что Лермонтов -- мыслитель глубокий для своего времени, мыслитель серьезный
-- понимает и представляет своего Печорина как пример того, какими становятся лучшие, сильнейшие,
благороднейшие люди под влиянием общественной обстановки их круга, а что г. Авдеев добродушно
выставляет своего Тамарина истинно великим человеком и добродушно преклоняется перед ним2. Г.
Авдеев хочет придать своему произведению другой смысл. В предисловии к своему роману он говорит:
"Автор разбора сочинений Пушкина заметил, что Онегин и Печорин составляют один тип, изменившийся
при последовательном развитии3. Это замечание дало мне мысль проследить дальнейшее развитие типа
"героев своего времени". Вот цель, с которой я задумал Тамарина. Лермонтов увлекся своим героем и
поставил его в каком-то поэтическом полусвете, который придал ему ложную грандиозность.
Ослепленное ярким эффектом красок и искусной драпировкой героя, большинство увлеклось им и, вместо
того чтобы увидать в нем образец своих недостатков, стало рядиться в него, стало ему подражать; он
породил Печориных в обществе. С этих-то действительных Печориных писан мой Тамарин. Показать
обществу и человеку, как они обманывались, и показать разоблачение этого обмана -- вот в чем была моя
задача". Действительно, такова цель и смысл последней из повестей этого романа -- "Иванов"4. Но
"Иванов" (о нем речь впереди) писан через два года после "Рассказа Ивана Васильича", и автор мог
измениться и изменить взгляд на своего героя в это время, мог -- при помощи критики5 -- разочароваться
в Тамарине и позабыть, что был им прежде очарован, мог после увидеть в своих первых повестях не то,
что действительно в них было. Примеров такой забывчивости о своем прежнем нравственном положении
-- множество, и мы желали бы указать их, если бы не боялись, что и без того наш разбор будет слишком
обширен. Одним словом, мы верим в искренность объяснения (или, скорее, оправдания);6 но до какой
степени оно справедливо? Нет, не с подражателей Печорину писан портрет Тамарина, а черта в черту,
сцена в сцену переписаны две первые повести этого романа с "Бэлы" и "Княжны Мери" из "Героя нашего
Стр.1