Владимир Яромирович Горачек (26.9.1916- t 17.7.1981) Как начать писать о человеке, с которым был связан самой глубокой дружбой почти тридцать лет. <...> Это местоимение сохраняет особую дистанцию между друзьями и дает возможность видеть человека глубже, четче, шире — во весь рост. <...> И все у него крупное: голова, глаза, высокий открытый лоб, руки, ноги, плечи. <...> Маленькое — да: большая рука бережно ложилась на крохотную головку ребенка, бегавшего по церкви, а тот тянул к огромному дяде руки. <...> Хотя, правда, были и мелочи, которыми нужно было ему заниматься: пересчитывать мелочь церковных сборов, мыть пол храма в канун больших праздников, а на неделе убирать алтарь и зажигать лампады. <...> И староста Свято-Никольского храма во Франкфурте-наМайне делал это долгие годы. <...> Конечно, не он один: были рабочие, архитекторы, комиссии, историки, художники, иконописец, другой (не он) староста и — на первом месте — священник о. <...> Но, думаю, никто не возразит мне, что без I Владимира Яромировича Горачека наш храм возведен бы не был. <...> Но впервые увидела я Владимира Яромировича в ноябре 1943 года в Праге на приеме у владыки Сергия, где мы, военные беженцы, пили чай с вареньем владыкиного изготовления и робко пытались рассказывать о неправдоподобных ужасах нашей советской повседневности. <...> Среди людей, помогавших владыке с нами общаться, был невероятно высокий и невероятно худой молодой человек. <...> Худоба его, как я узнала много лет спустя, была следствием его пребывания в нацистской тюрьме, куда он попал по делу Национально-Трудового Союза. <...> Кстати, о духовном наставнике Владимира Яромировича, владыке Сергии, хотелось бы сказать, что спустя два года, в 1945, когда советские войска, а с ними СМЕРШ и прочие карательные органы приближались к Праге, он не покинул своих духовных чад, принял и разделил их судьбу, а затем судьбу российского плененного духовенства. <...> Одним из главных определяющих человеческий облик Владимира Яромировича качеств его духа было служение <...>