А. Чапыгин
Белая равнина
Источник текста: "Охота и охотничье хозяйство N 5 - 1991 г."
Оригинал здесь: Калининградский охотничий клуб.
Епифаныч лесом вышел в чужую волость...
Мутная тень от проходящего поезда ненадолго срезала со светлого пятна зреющей ржи серую
высокую фигуру старика с ружьем...
- В несусветной глуши пошли, вишь ты, эти чугунные звери! - проговорил он вслух по привычке
и поковырял в ухе ушекопкой, после того как зверь длительно прокричал железной глоткой. - Замычал,
епишина мать!
И, вспомнив, забеспокоился: он видел, что до появления поезда его любимая собака Грунька по
полотну гоняла зайца.
- Грунька! Эво-о, эво-о!.. Собаки не было, и на крик старика она не прибежала. Епифаныч,
торопливо обойдя рожь, зашагал опушкой туда, где последний раз мелькнул заяц, поднялся на полотно и
увидал: недалеко на рельсах лежала задняя часть собаки, изуродованная, с вырванными кишками, а
передняя - с высунутым языком - сползла под откос.
- Ах ты, штоб тя! епишин сын... - Старик всплеснул руками, его длинная тень по желтому откосу
тоже вся колыхнулась, взмахнула: - Прощай, Грунька! вот те и Грунька!
Нагнул голову, замолчал; ушел в лес, а в ушах почему-то звучало свадебное причитание старухи
над невестой:
Прилетайте вы, птицы, носы железные...
Уж вы повыдергайте, птицы, гвозди шеломчатые!
"Да-а... вот они, птицы, носы железные... вот они, звери, змеи Горынычи, от их переведется лес -
пустыня... Выстанет из дальних далей зверь с баками железными, и на месте съеденных лесов состроит
зверь свое логово с воротами чугунными... Заревет медным рыком, пойдут в разные стороны зверята
железные, начнут увозить пиленый лес да мох-пурдежь, а привозить зачнут посуду цветную, стекло
узорчатое..."
Обернулся назад Епифаныч, снял шапку и долго слушал, пригнув упрямую голову, далекое,
смутное постукивание колес и отзвуки замирающих гудков.
Пошел обратно домой через лес, считавшийся у многих непроходимым. Жил старик от чугунки
далеко. Обида какая-то тлела в нем; обида неясная, но иногда необъяснимо колючая. А когда ложился
спать у огня, то после еды, перед тем как зажмурить глаза ко сну, вспоминал:
"Грунька! Ах ты милая ты!"
Снилось старику в пути одно и то же: взрывает железный зверь болота - осушает их. И видит
Епифаныч, вознесшись на колокольню, как обсохли болота - зыбучие пустыри, а с ними вместе высохли
родники и лесные реки. Видит старика мечутся люди - воды ищут, мычит и ревет скотина - пить просит,
а новые люди пришли, стоят на высохшей равнине, машут руками и велят распахивать обсохшие места
плугом.
- Эй, епишина мать! А удобрять чем будете? - вскрикивает во сне Епифаныч и всегда
просыпается, а проснувшись, вспоминает: "Ах ты Грунька! Ведь зарезало! Зверь железный, штоб ему..."
Спит снова, а утром встает для нового пути, разводит огонь, ест кашу, щупает на вороту медную
ушекопку, ту, что висит на грязном шнурке вместо креста, ковыряет в ушах, заросших седым пухом, и
говорит вслух, разглядывая небо:
- Вишь ты, что... К мокрети, видимо, уши заложило.
Идет. Матерые сосны слегка шумят вершинами: играет на вершинах с отливами их влажных
сучьев раннее солнце. Неоглядная даль синеет меж рыжими и серыми стволами; пахнет багульником, с
низин морошкой потягивает; под его лаптем, окрашивая бересту в кровавый цвет, мнется черника.
- Вишь вот, рябина зачинает краску давать, не увидишь - и лето минет... которое ужо на веку?..
Согнал Епифаныч, проходя, стадо косатых, одна тетера прилепилась на сук сосны, втянула меж
крыльев пугливую голову и клохчет. Старик привычно застыл на месте, лишь медленно тянет из-за
спины ружье.
"Ах ты Грунька!"
Нашел мушку на дуле, рукой нажимает спуск, а выстрела нет. Глядит старик, а у ружья нет курка:
соскочил курок, винт перержавел.
Стр.1