Иван Алексеевич Бунин
СИЛА
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Шел осенний, мглистый дождь в сумерках.
Прижав уши, стояла на барском дворе, в грязи возле людской, донская кобыла, темная от дождя,
худая, будылястая, с тонкой длинной шеей, с обвислым задом, с подвязанным хвостом, запряженная в
тележку, плетеный кузов которой был очень мал по тяжелым дрогам и крепко ошинованным колесам.
Мещанин Буравчик, приехавший в этой тележке к старосте, не заставший его дома и сидевший в
людской за кубастым самоварчиком красной меди, был человек старенький, ростом с мальчика. Череп
его был гол и желт. Над ушами и по затылку курчавились остатки черных жестких волос. Курчавилась и
бородка его. Мокрые усы, прокопченные табачным дымом, лезли в добрый, беззубый рот. На темном
морщинистом личике, под сдвинутыми бровями, живо и весело блестели кофейные глазки. Он и
хмурился и вместе улыбался, тянул с блюдца горячую воду, сося кусочек сахару, и все шарил по впалой
груди, ощупывая карманы ветхого длиннополого сюртука, порыжевшего на лопатках.
Горела над столом висячая лампочка.
Буравчик поглядывал на нее, - она коптила, - и без умолку говорил. А беременная старостиха,
сидевшая на нарах у печки и за веревку ногой качавшая люльку, закрытую ситцевым пологом, похожую
на маленький шатер, рассеянно слушала, думая свое и заводя глаза от дремоты.
- Вот они распарятся, я их и подберу, - говорил Буравчик и схлебывал с блюдца, указывая на
стакан, набитый разбухшими кусками кренделей. - Распарятся, тогда и съем. А так нет, не угрызу. Нечем.
И Буравчик, засмеявшись, полез сухим, бурым от окурков пальцам в рот.
- О! Ишь! - сказал он с удовольствием. - Ни аноо не аалось, - сказал он, желая сказать: "ни одного
не осталось", и водя пальцем по голой розовой десне.
- По какой же такой притчине? - равнодушно спросила старостиха, с трудом поднимая веки и
думая о том, что этот веселый старичок в обтертых сапожках и линючей розовой косоворотке пережил
двух жен, вырастил шестерых сыновей, купил барское имение под городом, а прежних повадок все не
кидает - живет побирушкой, торгует на селе в лавчонке, конокрадствует и, говорят, вот-вот опять должен
в острог садиться.
Буравчик зорко глянул на старостиху, на ее большое сонное лицо.
- По какой притчине-то? - ответил он, вытирая палец о борт сюртука. А совсем не по той, что ты
думаешь. А совсем не по той. На меня несут, брешут, как на мертвого, ну а хоть бы и правда была, так не
родился еще тот человек, cударыня, какой смел бы коснуться меня. Не-ет, бог миловал! Меня голой
рукой не возьмешь! У меня вон шесть сынов-бугаев, озорней их, чертей, во всем селе нету, а ты глянь,
как я их вышколил: взгляду моего боятся! Пересолишь - хлебать не станешь, - прибавил он ни с того ни с
сего одну из тех прибауток, связь которых с предыдущей речью очень часто оставалась совершенно
непонятна его собеседникам. - Зуб же я своих лишился потому, что дюже болели они у меня, а добрые
люди возьми да и научи купоросу в роту подержать. Ты вот послушай, какую антимонию расскажу я
тебе про эти самые зубы. Муженек твой, без сомнения, застрял где-й-то, давай его, дружка милого, ждать
да беседовать от скуки...
- Обещался к вечеру быть, - сказала старостиха. - Да, вишь, грязь-то какая.
- А мы его подождем, - ответил Буравчик и, поставив блюдце на стол, полез в боковой карман за
кисетом с махоркой. - А мы его подождем. Да. История же эта самая такого рода была...
И не спеша, с удовольствием стал рассказывать. Череп его блестел от пота, брови хмурились,
глаза блестели, выражая старческое довольство жизнью. "Беспременно сынки его дельце какое-нибудь
нынче в ночь обработают, - Для того он из дому уехал". А Буравчик, свертывая цигарку, рассказывал:
- Сила не в зубах, сударыня моя. Зубаст кобель, да прост. Опять же и не в медведе сила. У нас на
Руси в пазухе носи... Да ты вот лучше послушай. В некотором царстве, не в нашем государстве, ехали мы
раз, сударыня, с возами своими по белевской по большой дороге. А нужно тебе заметить, что мы тогда с
братом Егором коробошниками были, кампанировали с ним по этой части да денежки плутовством
наживали, откровенно же сказать - прямо муку мученическую терпели от этих от самых дождей и
холодов. Вот и тут тоже подобное случилось: едем мы, едем, а дождь, господь с ним, как зарядил с утра,
да так до вечеру и остался. Холит нас да холит, будто за хорошую цену нанялся, и до того добил,
искоренил, что повернули мы, не долго думая, в лес какой-то встречный, к караулке. Надуваемся,
Стр.1